всех сил увеличивать и подчеркивать значение священнослужителей.

Ей противостояла точка зрения типично «протестантская»: что причастие представляет собой просто съедание хлеба и питье вина в знак личного воспоминания об Иисусе из Назарета, что полностью устраняло потребность в рукоположенном священнике.

Сам Уиклиф не дошел до этой крайности. Он был священником и оставался священником до конца жизни. Он придерживался мнения, что Бог духовно, если не субстанционально, присутствует в освященном хлебе, но его учение породило вопросы, которые повели людей значительно дальше его позиций. С точки зрения историка, борьба Рима с Уиклифом очень быстро стала началом того, что можно назвать борьбой между рациональной, или правовой, религией, которая обращается к свободному разуму и свободной совести человечества, и авторитарной, традиционной, церемониальной, священнической религией. Крайние тенденции в этой непростой борьбе стремились полностью лишить христианство, подобно исламу, всех возможных атрибутов архаического жречества, использовать в качестве авторитета только Библию и очистить от напластований, насколько это возможно, изначальное учение Иисуса. В большинстве этих разногласий христиане и в наши дни не достигли единой позиции.

Нигде сомнения Уиклифа не оказали такого влияния, как в Богемии. Около 1396 г. ученый чех Ян Гус прочитал в Пражском университете несколько лекций, основанных на идеях великого учителя из Оксфорда. Гус стал ректором Пражского университета, но его учение дало повод церкви для отлучения (1412).

Это было во время «Великого раскола», непосредственно перед Собором в Констанце (1414–1418), который созвали, чтобы обсудить постыдный беспорядок, царивший в церкви. Мы уже рассказывали, как расколу был положен конец с избранием Папы Мартина V. Этот собор стремился полностью восстановить единство западного христианства. Но методы, которые избрали для воссоединения, могут лишь неприятно поразить современного человека. Собор постановил сжечь кости Уиклифа. Гуса обманом удалось вызвать в Констанц, пообещав полную неприкосновенность, где его подвергли суду по обвинению в ереси. Ему приказали отречься от некоторых из его взглядов. Он ответил, что не сможет отречься, пока не будет убежден в их ошибочности. Тогда ему объяснили, что его обязанность — отречься, раз того требуют те, кто старше его по сану, и обоснованность его убеждений тут ни при чем. Гус не согласился с этим. Несмотря на неприкосновенность, обещанную императором, его сожгли заживо (1415), и Ян Гус стал мучеником не столько за свое учение, сколько за весь свободный разум и совесть человечества.

Суд над Яном Гусом яснее ясного выявил суть противоречий между священником и антисвященником — черную ненависть, которую питало духовенство к свободомыслию. Сподвижник Гуса, Иероним Пражский, был сожжен в следующем году.

Ответом на этот вызов церкви стало восстание гуситов в Богемии (1419), первое в серии религиозных войн, которыми отмечен переломный период западного христианства. В 1420 г. Папа Мартин V издал буллу, призывавшую к крестовому походу, «дабы сокрушить виклифитов, гуситов и прочих еретиков в Богемии». Привлеченные этим приглашением, бродяги Европы — оставшиеся без найма солдаты удачи, всякое отребье разного пошиба, объединились против отважной страны. Но в Богемии они встретили куда больше испытаний и меньше наживы, чем ожидали эти крестоносцы. Предводителем восставших был выдающийся полководец Ян Жижка (1360–1424). Гуситы вели свои внутренние дела с невиданным до той поры демократизмом, и вся страна горела желанием поквитаться за смерть Яна Гуса. Крестоносцы подступили к Праге, но не смогли взять ее, затем последовало еще несколько поражений, которые закончились тем, что крестоносцам пришлось отступать из Богемии. Следующий крестовый поход (1421) оказался не более успешным. Затем провалились еще два. Затем, к несчастью для гуситов, у них появились внутренние разногласия. Воспользовавшись этим, ободренные крестоносцы, собравшиеся под знамена пятого похода (1431), пересекли границу под предводительством маркграфа Бранденбургского Фридриха.

Армия этих крестоносцев насчитывала самое меньшее 90 тысяч пехоты и 40 тысяч всадников. Напав на Богемию с запада, они первым делом обложили город Тахов. Однако, потерпев неудачу под стенами укрепленного города, они обрушились на городок Мост. Там, как и в окружающих деревнях, они устроили немыслимую в своей жестокости расправу над местными жителями, большая часть которых была абсолютно невиновна по отношению к любой теологии.

Крестоносцы, двигаясь медленным маршем, проникали все далее в глубь Богемии, пока не достигли окрестностей города Домажлице. «Было три часа пополудни 14 августа 1431 года, когда крестоносцы, ставшие лагерем на равнине возле Домажлице, получили известие, что приближаются гуситы, ведомые Прокопом Великим. Хотя богемцев отделяли от них четыре мили, уже слышны были грохот боевых возов и песня «Все мы воины Христовы», которую пело их войско». Воинственный настрой крестоносцев стал улетучиваться с поразительной быстротой. Лютцов описывает, как папский представитель и герцог Саксонский поднялись на холм, откуда удобнее было наблюдать за полем боя. Но они обнаружили, что лагерь немцев был в полном замешательстве и ни о каком бое речь уже не идет. Всадники на полном скаку уносились во всех направлениях, и громыхание пустых фургонов почти заглушило звуки песни гуситов. Крестоносцы бросили даже награбленное. Подоспел и посланник от маркграфа Бранденбургского — тот настоятельно советовал бежать, удержать войска не было никакой возможности. Теперь они представляли опасность даже для своих, и папскому представителю довелось провести неприятную ночь, прячась от них в лесу… Так окончился крестовый поход против Богемии.

В 1434 г. гражданская война вспыхнула уже между гуситами, и в ней крайнее и наиболее героическое крыло потерпело поражение. В 1436 г. наспех было заключено соглашение между Базельским собором и умеренными гуситами, по которому Богемской церкви было позволено ввести определенные отличия от общей католической обрядности, которые сохранялись до самого времени немецкой Реформации XVI в.

Раскол среди гуситов был вызван уклоном наиболее крайней его части в сторону примитивного коммунизма, что встревожило богатую и влиятельную чешскую знать. Сходные тенденции проявились и в среде английских уиклифитов. Для них вполне естественным было следовать учению о равенстве и братстве всех людей, которое непременно появляется, как только делается попытка вернуться к основам христианства.

Развитие этих идей еще больше подтолкнуло ужасное бедствие, которое распространилось по свету, обнажив сами основания общества, — эпидемия чумы невиданной прежде силы. Ее называли Черной смертью, и она более всех других зол едва не привела к полному исчезновению человеческого рода. Она унесла несравнимо больше жизней, чем чума эпох Перикла или Марка Аврелия, или волны чумы времени Юстиниана и Григория Великого, что расчистило