Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Векслер был весьма неприятен, если ему возражали, не признавал своих ошибок, не зная ТСП, постоянно попадал впросак; а если это отмечали его подчинённые, то всегда следовали для них зловредные последствия. Остервенелый самодур, он считал кафедру своей вотчиной, а преподавателей – как безответную тварь; сам сознавал своё ничтожество и вымещал свою духовную ущербность на подчинённых, не видел в них личностей; казалось, что у него дикарь-камень вместо сердца.
Идущее с восторженным челом
Порой добро бессильно перед злом.
Для зла в борьбе приемлемы все средства,
Оно не ждёт, а лезет напролом.
(Джами)
Векслер наметил очередную жертву, 30-летнего преподавателя Юрия Варламова; посетил его практические занятия, учинил на заседании кафедры разгромную критику, третировал молодого преподавателя, который не был ещё опытным, но старался хорошо работать; заведующий глумился над безответным Варламовым, не стесняясь в выражениях, втаптывал его в грязь, грозил выгнать с работы, добивался поставленной цели. Между преподавателями поднялся даже затаённый протест из-за излишней строгости приговора заведующего; для Варламова кончилось всё плохо: через некоторое время, когда я работал уже в Братске, узнал, что крепкий спортивный Варламов, молодой отец семейства, скоропостижно скончался от разрыва сердца; получив это известие, я подумал о своих бывших коллегах: «Как они, сердечные, должно быть, были изумлены и поражены этою неожиданностью, которая так вот варом и кипит у них на душе».
LX
На кафедре теперь царила гнетущая тишина: никаких приветственных обращений и деловых разговоров, как ранее, когда люди делились друг с другом подробностями общения со студентами; каждый, заходя на кафедру, брал свои бумаги, и быстро уходил на лекцию или искал на этаже свободную аудиторию, чтобы поработать со студентами, консультируя их по курсовым проектам; а ведь раньше преподаватель приглашал студента к себе и они вдвоём на кафедре обсуждали работу – теперь это исключалось. Векслер сидел как сыч за своим столом, листал бумаги. В общем, находиться на кафедре всем стало не интересно, не было общения и былого удовлетворения. Некоторые доценты стали искать работу, чтобы уйти от властного Векслера, и приходить на кафедру только для того, чтобы прочитать лекцию, провести практические занятия; доцент Бударь стал заместителем декана архитектурного факультета; доцент Новиков – начальником КБ института; старший преподаватель Путякова теперь работала в учебном отделе института; доцент Хорев, по просьбе ректора, стал постоянно, почти круглый год, руководить подготовкой к летнему и зимнему сезонам в институтском спортивно-оздоровительном лагеря в Туапсе. Я также не в ущерб учебному процессу, старался поменьше бывать на кафедре – проводил время в НИЛ на кафедре вяжущих, ездил в командировки.
Таким образом, на кафедре сложилась нехорошая обстановка, совершенно не способствующая творческой работе, и я почувствовал, что должен непременно попытаться наладить рабочие отношения с заведующим; а как же иначе можно было работать? Философ Гастон Башляр отмечал: «Два человека, стремящиеся по-настоящему понять друг друга, должны сначала противоречить друг другу. Истина – дочь дискуссии, а не дочь симпатии». Принял решение переговорить с шефом. Однажды мы были только вдвоём в комнате, решил, будь что будет, ведь я не хотел быть бессловесной овечкой; при этом совершенно не задумывался о дальнейшем, а задуматься стоило бы, что последует после; сказал ему, что хочу поговорить, поскольку накопилось много вопросов, и хочу обсудить спокойно. Начал с того, что люблю преподавательскую деятельность, имею девятилетний стаж плодотворной работы доцентом; объяснил, чем занимаюсь в настоящее время, ведь едва ли он знал что-либо конкретного обо мне и что моя четырёхлетняя работа в институте всегда получала одобрение на кафедре; рассказал, что самостоятельно разработал для студентов всех специальностей методички по видам учебных занятий; обеспечил в полной мере каждого студента учебниками; кафедра и руководство НИС одобрили мою научно-исследовательскую работу и результаты внедрения, полученные в Волгодонске; моя научная работа со студентами была отмечена дипломами на институтской выставке, а также Всероссийском конкурсе в Тюмени; в своих лекциях я широко применяю ТСО, создав на кафедре кинотеку и слайдотеку современных методов производства СМР; на занятиях информирую студентов о новейших методах строительства из опыта ФРГ и крупнейших строек Киева, Липецка, Старого Оскола и уникальных олимпийских объектов Москвы. Всё это я рассказал для того, чтобы отметить необоснованность его критики в мой адрес. Далее я сказал, что в последнее время обстановка изменилась к худшему, и отметил: вы это сами видите; какая-то нервозность появилась у всех, это мешает работе; в конце сказал: «Вы необъективно, а порой несправедливо и унизительно относитесь к преподавателям, зачем же так вести себя; вы действуете не как заведующий кафедрой, а как начальник». Он откинулся на спинку стула и взглянул на меня; я услышал: «Но начальство не выбирают, оно от Бога»; я до сих пор это слышу в памяти, точно сказано было вчера. Вероятно, Векслер почувствовал, что союзником в репрессиях я не стану; в переводе на более откровенный язык всё это значило: «Уймитесь т. Модылевский»; услышав, что он «… от Бога», я обомлел; разговор сразу был окончен, сел за свой стол, собрал вещи и отправился домой; по дороге подумал: «Раз так, ждать нечего, ничего хорошего не будет с таким начальником; продолжать с ним работать нельзя, надо что-то решать, но что?». Мои коллеги, вероятно, тоже пришли к такой же мысли, им тоже приходиться решать нечто подобное. Несколько дней я обдумывал своё положение; отчётливо понял, что истинной причиной перемены отношения ко мне была месть за то, что я не согласился вести научную работу по тематике НИЛ, руководимой Векслером; наверное, самое болезненное потрясение испытываешь, когда вдруг понимаешь, насколько был слеп; мне было досадно на самого себя, я не сумел понять это раньше.
Далее происходило вот что: заведующий обозлился, выбрал из всех лаборантов, преподавателей и доцентов нашей кафедры меня одного, и направил по разнарядке райкома партии в станицу Багаевскую отрабатывать две недели на консервном заводе. Безотраднейшая картина: горсть людей из разных кафедр, оторванных от плодотворной преподавательской работы; мне и нескольким сотрудникам поручили мыть трёхлитровые стеклянные баллоны, а через несколько дней произошёл несчастный случай: я не заметил, что один баллон был с трещиной и во время мытья раскололся на куски, стекло врезалось глубоко мне в руку; в медпункте завода рану обработали, перевязали руку и отправили
