Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да пошел ты! — пробормотала она из-за кляпа.
Ее ругательства поразили меня в самое сердце. Как грубо! Разве я не старался ей помочь?
— Лайза, мы не потерпим в своем доме таких выражений! Даже со стороны наших гостей, — прогремел сзади голос отца.
Обернувшись, я увидел, что отец стоит у подножия лестницы с чашкой дымящегося кофе в руке. Он подошел ближе и продолжал:
— Все начинается с таких грязных слов. За грязными словами быстро следует грубость, затем гнев и ненависть… совершенно недопустимые в цивилизованном обществе. Не успеешь оглянуться, как мы все начнем бегать голыми по улицам, размахивая топорами. Мы этого не потерпим, ясно? Мы стараемся правильно воспитывать сына. Он берет пример со взрослых, которые его окружают. Он учится у взрослых, которые его окружают. — Отец шагнул ко мне, взъерошил мне волосы. — Этот мальчик быстро растет и все впитывает, как губка. Мы с его матерью стараемся познакомить его с системой ценностей, прежде чем выпустим в большой, опасный, прекрасный мир. И здесь вступают в действие наши правила.
— Правила произошли от трех обезьян. — Я не мог не захлопать в ладоши. Рассказ всегда приводил меня в возбуждение. — Некоторые называют их «Тремя таинственными обезьянами», но на самом деле их было четыре. Их звали…
— Помедленнее, сынок. Когда рассказываешь анекдот, неужели ты пропускаешь самую соль?
Я покачал головой.
— Вот именно, — кивнул отец. — То же самое относится и к таким рассказам. Начать, если это уместно, следует с небольшой предыстории, затем переходи к основному содержанию и заканчивай красивым поклоном, чтобы все увязать воедино. Тут важно не спешить; ты должен наслаждаться рассказом, как наслаждался бы хорошим куском мяса или рожком твоего любимого мороженого.
Отец был прав; впрочем, он всегда был прав. Я был слегка нетерпелив, но собирался исправить этот недостаток.
— Отец, может, ты сам расскажешь? Ты рассказываешь гораздо более лучше меня.
— Надо говорить просто «лучше меня», сынок.
— Извини. Лучше меня.
— Если наша гостья пообещает хорошо себя вести, так и быть, я посижу с вами немного и сам все расскажу. В конце концов, для всех будет лучше, если она поймет правила с самого начала. Ты со мной согласен?
Я кивнул.
Миссис Картер смотрела на нас с каменным видом; лицо у нее раскраснелось под синяками, оставшимися после вчерашнего вечера.
— Миссис Картер, вы обещаете хорошо себя вести? Мне кажется, что вам история понравится.
Она быстро перевела взгляд с меня на отца и обратно на меня. Что-то пробормотала, но из-за кляпа я не разобрал, что именно. Я потянулся к кляпу, но отец меня остановил.
— Лучше пока оставить его на месте, — сказал он. — Думаю, наша гостья будет сидеть тихо. Не правда ли, Лайза?
Она резко опустила и подняла голову.
Отец сел рядом со мной на край раскладушки, а свою чашку поставил на бетонный пол. Немного кофе пролилось с его стороны и смешалось с бурым пятном.
— Мудрые обезьяны изображены на панно над входом в знаменитое святилище Тосёгу в Японии, в городе Никко. Их вырезал Хилари Дзингоро в семнадцатом веке; считается, что они изображают жизненный цикл человека… правда, жизненный цикл изображен на других панно, а мудрые обезьяны — только на втором. Считается, что истоки притчи — в учении Конфуция.
— Не таком, как в печенье с предсказаниями — в настоящем учении Конфуция, — выпалил я. — Тот, настоящий, был китайским ученым, редактором, политиком и философом. Он родился около пятьсот пятьдесят первого и умер в четыреста семьдесят девятом году до нашей эры.
— Молодец, сынок! — просиял отец. — Ему принадлежат самые знаменитые китайские тексты и кодексы поведения, которым следуют по сей день, причем не только в Китае, но и во многих странах современного мира. Конфуций был настоящим мудрецом. Некоторые также говорят, что идея обезьян попала в Японию благодаря одной буддистской школе Тендай. По-моему, никто ничего не знает точно. Такие притчи всегда переживают века. Не удивлюсь, если когда-нибудь станет известно, что и Китай, и Япония узнали об обезьянах из какого-нибудь еще более древнего источника, а тот источник, в свою очередь, получил ее из еще более древнего. Возможно, мудрые обезьяны появились на заре существования человека.
Миссис Картер по-прежнему не сводила с нас взгляда.
— Итак, — продолжал отец, — жизненный цикл человека, вырезанный над входом в святилище Тосёгу, включает девять резных панно; обезьяны появляются на втором. Может ли кто-нибудь сказать мне, как зовут этих обезьян?
Я, конечно, знал ответ и с серьезным видом поднял руку. Если миссис Картер тоже знала ответ, она предпочла не участвовать в нашей беседе.
Отец посмотрел на меня, потом на миссис Картер и снова на меня.
— Раз ты первый поднял руку, тебе и отвечать. Назови-ка их имена!
— Мидзару, Кикадзару и Ивадзару!
— Ты совершенно прав! Дайте мальчику заслуженную награду! — Отец заулыбался. — Ты получишь бонусные очки, если знаешь, что означают их имена!
Конечно, отец знал, что я отвечу правильно, однако любил такие невинные забавы, поэтому я ему подыграл:
— Мидзару значит «не вижу зла». Кикадзару — «не слышу зла», а Ивадзару — «не говорю зла».
Отец медленно кивнул и постучал миссис Картер по колену.
— Возможно, вы встречались с их изображениями; сюжет запечатлен на многочисленных картинах и в статуэтках. Первая обезьяна закрывает глаза, вторая — уши, а третья прикрывает своей волосатой лапой рот.
— Значит, когда миссис Картер употребила плохое слово, она нарушила правило Ивадзару, — уверенно заявил я.
Однако отец покачал головой:
— Нет, сынок; хотя грязно ругаться плохо и это признак неразвитого ума, для того чтобы нарушить правило Ивадзару, ей пришлось бы сказать что-то плохое о ком-то.
— А-а-а, — кивнул я.
Миссис Картер застонала и задергалась. Цепи зазвенели.
— Тише, тише, Лайза. Тебе тоже дадут слово, и до тебя дойдет очередь, только ты должна быстрее поднимать руку, — обратился к ней отец.
Она снова дернулась, цепи ударились о трубу и о металлический каркас раскладушки. Она разочарованно застонала.
— Может быть, тогда ты скажешь?
— Есть и четвертая обезьяна, но о ней никто ничего толком не знает, — ответил я.
Отец кивнул:
— Первые три обезьяны определяют правила, согласно которым должны жить мы все, но самая важная — именно четвертая.
— Сидзару, — сказал я. — Ее зовут Сидзару!
— Она символизирует принцип «не совершаю зла», —