Он был нандийцем. Ана поняла это и с иступленным удивлением продолжила разглядывать его оливковую кожу и темные волосы. Она вспомнила послов, которые занимали почетные места в большом тронном зале во время судебных заседаний, возглавляемых папой.

Интересно, он попал в Кирилию по собственному желанию?

Ана почувствовала, как сила егеря обволакивает ее, но в этот раз не железным хватом, а мягкой пеленой. Он стал слабее.

Ана легко стряхнула его чары и, овладев его кровью, переместила его в сидячее положение. Егерь закашлялся, и с его губ заструились красные ручейки.

– Брокер. Куда он ее везет?

Егерь посмотрел на Ану и плотнее сжал губы.

Ана откинула его голову назад и повернула ее так, чтобы он почти не мог дышать. Почему-то перед ее глазами возникло лицо Рамсона Острослова. Тот бы не стал без разбора угрожать, а нашел бы слабое место неприятеля и… надавил.

Ана практически ничего не знала об этом мерзавце. В ее голове не укладывалось, как он мог носить орден чести с кирилийским тигром на груди… и позволить своему товарищу стрелять из лука в десятилетнюю девочку. Ане хотелось сорвать этот знак отличия с его обмундирования.

– Не заставляй меня спрашивать дважды, – сказала она.

Его ответ удивил ее.

– Ты Кровавая ведьма Сальскова, – прохрипел он.

У Аны сперло дыхание. Легенда гласила, что Кровавая ведьма появилась в Сальскове на Зимней ярмарке в праздник Первоснежа и убила десятки ни в чем не повинных людей. Они попросту испарились, от них осталась лишь реки крови на белом снегу мостовой. У ведьмы были красные глаза, в которых светилась магия крови, а зубы ее были острее, чем у тигра. Деимхов из ада, монстр среди людей.

Никому и в голову не приходило искать связь между Кровавой ведьмой и больной принцессой, с детства сидящей взаперти во дворце Сальскова.

Ана сильнее ухватилась за кровь егеря.

– Значит, ты знаешь, на что я способна, – тихо сказала она.

– Я знаю, что ты убила восемь невинных людей.

Это была случайность. Мне было всего семь лет. Слова почти – почти – сорвались с ее губ. Вместо этого она сказала:

– И сделаю это снова, если ты не ответишь на вопрос.

Егерь замешкался.

Она повернула свою голову так, чтобы на ее багряные глаза падали кроваво-красные лучи заходящего солнца.

– Оглянись по сторонам. Посмотри на людей вокруг: матери, отцы, их дети. Они все могут погибнуть за считаные секунды, и все по твоей вине. Ты считаешь себя солдатом? Значит, защищай мирное население, – она еще сильнее сжала его кровь, чтобы придать своим словам веса. – Скажи, куда он повез ребенка.

На щеках егеря заиграли желваки, а его глаза впились в нее испепеляющим взглядом. Казалось, прошла целая вечность. Потом он кашлянул, и огонь погас.

– Ново-Минск, – прошептал он.

– Куда именно в Ново-Минске? – не отставала Ана. Егерь молчал, и она подняла голову, чтобы осмотреться по сторонам, и обнаружила нескольких продавцов и зевак, прячущихся за прилавками.

– Тебе нужно подтверждение моих слов? С кого бы начать? С ребенка? Или его матери? И как бы мне сделать так, чтобы их крики…

– Манеж. Брокер из Ордера Ландыша. С девочкой заключат договор, и она будет выступать в Манеже.

Ана тут же отпустила его и отвернулась, чтобы он не видел разбирающую ее дрожь. Казалось, кто-то вселился в нее, шептал эти жестокие, варварские угрозы. Как будто за нее говорил Садов, озвучивая свои безумные идеи.

Ана накинула капюшон, и в голову ей пришла еще более темная мысль: неужели голос Садова стал ее собственным голосом?

– Не убивай их, – сказал егерь. – Прошу.

Лучше бы Ана не слышала этой жалостливой мольбы. Она обернулась. Егерь сидел на том же самом месте, но в выражении его лица что-то изменилось. Он умолял ее. И был напуган.

Ана вспомнила о беспомощности зерновой аффинитки, о печали, переполнявшей Мэй при их первой встрече. И теперь отголоски этих чувств она видела в глазах солдата.

Ее злость растворилась, как облако пара.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Ты один из них.

Молчание.

– Один из нас.

– Думаешь, у меня есть выбор? – спросил он грубо. – В этой империи ты либо охотник, либо дичь.

Ана никогда не забудет его взгляда – аффинит и егерь в одном лице. Жертва коррумпированной системы.

Твой выбор, шептал в голове голос Луки. Но после года, проведенного вне стен дворца, что-то в словах ее брата казалось неправильным, искаженным. Выбором обладали те, у кого была власть и привилегии. Без этого оставалось только выживать.

Ана ушла, чтобы егерь не заметил, насколько ее потрясла их встреча. Она грозилась убить невинных людей. Она пытала человека.

«Я делала это ради Мэй», твердила себе Ана. Но быть может, все чудовища представляются героями в собственных глазах.

Новости о стычке на Винтрмахте, подобно пожару, разнеслись по Кирову. Ана бежала по улицам, на которых совсем недавно мирно праздновали приход зимы.

Теперь кирпичные стены домов казались кроваво-красными в лучах заката, а разбитые витрины магазинов напоминали пустые глазницы. По пути Ана слышала обрывки разговоров горожан, спешивших с работы домой.

Натянув капюшон пониже, Ана влилась в толпу людей, покидавших Винтрмахт. Он чувствовала подкрадывавшуюся усталость, за которой последует полное изнеможение – последствия использования силы родства. Ей нужно было уйти сейчас, до того как сюда прибудет подкрепление, вызванное отрядом Белых плащей.

Каким-то чудом ей удалось победить одного солдата, но от мысли, что придется сражаться с целым отрядом, ее пробирала дрожь. Сила родства была мышцей, которую нужно тренировать ежедневно и никогда не пытаться использовать ее на полную, потому что есть риск потерять контроль. Последние несколько лет Ана не тренировалась, и вот теперь ее ресурсы практически исчерпались.

За стеклом витрины кружились покрытые лаком фениксы и снежные ястребы, разбрасывая тусклые блики света. Они с Мэй были в этом магазине всего полчаса назад, шепотом говорили о Белых плащах как о какой-то эфемерной угрозе. Ана быстро отвела взгляд и повернула за угол, но сердце болело и истекало слезами.

Она оказалась на узкой пустынной улочке. Здесь не было шикарных кирпичных особняков, пестрых витрин магазинов и фонарей. Каменные дома с деревянными крышами жались друг к другу, кривобокие и разваливающиеся. В конце улицы стояло здание с красной гонтовой крышей. На деревянной табличке выцветшими золотыми буквами было выведено: Логово серого медведя.

Что-то было не так с этим заведением – она подходила ближе, но ни музыки, ни голосов посетителей не было слышно. А может, все дело в ветхости стен, в дверях, сколоченных из полированного дуба.