— Не больно?

— Нет.

— А как ты болеешь? — спросила Катя.

— Я не знаю как, — вздохнув, грустно ответила Света. — Часто сознание теряю, голова кружится и воздуха не хватает. Приходится звать сестру и дышать кислородом из этой трубочки, — Света вытянула из прибора, расположенного возле изголовья кровати, толстую, с палец человека, трубку с загубником на конце и показала гостье. — На, подыши.

— Спасибо, я ведь не больная, — ответила та.

Света тяжело вздохнула и заправила трубку на место.

— А у нас вчера в соседней палате мальчик умер. Он здесь долго лечился и был такой же лысый, как и я. Ему должны были операцию делать в Америке, но денег не нашлось, вот он и умер. Его мама вчера целый час в коридоре рыдала, — Света вновь тяжело вздохнула. — А у меня мамы нет, она умерла от этой же болезни, и, наверное, я скоро умру. — Света наклонила голову и тихо беззвучно заплакала.

От ее слов Катя содрогнулась, по щекам у нее побежали слезы, и она несколько раз всхлипнула, прежде чем взяла себя в руки.

— А что же доктора?

— Они не смогли ее вылечить, — сказала Света, — и меня не вылечат.

— Нет, не умирай, тебя спасут, обязательно спасут. Твой папа с дядей Алексеем меня в заложницы взяли для того, чтобы мой отец дал им денег на операцию.

— А у него есть столько денег? — недоверчиво спросила Света.

— Есть! Найдет, обязательно найдет! — Катя вскочила с кровати, повернулась к Коновалову и выпалила: — Дядя Алексей, надо скорее ехать к моему отцу выбивать деньги, а то Света умрет!

От такого неожиданного всплеска эмоций Алексей вскочил со стула и уже хотел бежать куда-то, сам не зная куда, но в палату вошел маленький, абсолютно лысый профессор Шнобельбаум, а за ним Витек.

— Ну-с, что у нас тут-с, — прошепелявил профессор. Во рту у светила российской науки не хватало нескольких зубов, и, видимо, не было у него времени сходить к стоматологу. Он подошел к Светлане и хотел ее осмотреть, но заведенная Катя решила поведать ему свою историю.

— Деньги мы обязательно найдем, вы не сомневайтесь. Сколько надо, столько и будет. Мой папа даст. Меня и в заложницы специально для этого взяли. А если он не даст, то дядя Леша мне ухо отрежет и отцу пошлет. И тогда он обязательно доллары найдет.

Профессор перевел туманный, не в фокусе, взгляд на Катю, обдумал услышанное, улыбнулся и с иронией спросил:

— Кто же это тебя, милое дитя, взял в заложницы?

— Они, — наивно ответила Репутатская.

Как только профессор обернулся и взглянул на волевое, с небольшим шрамом на щеке лицо Коновалова, на его короткую под бобрик стрижку, мускулистую шею, на его широкие плечи и огромные накачанные ручищи, ирония в его словах сразу исчезла.

Друзья не знали, куда деваться. Они были готовы сквозь землю провалиться, проломить пол и лететь вниз, в преисподнюю, только бы не чувствовать на себе прозорливый взгляд профессора. Им казалось, что Шнобельбаум видит их насквозь — как рентген.

— Может, вы еще кого-нибудь в заложники возьмете, например, какого-нибудь банкира, и найдете деньги еще на две операции? А то у нас, кроме Светочки, еще два пациента имеется, — прошепелявил профессор и рассмеялся. Старикан оказался с чувством юмора, и друзья заулыбались. Хотя восприняли его слова всерьез.

— Для такого дела можно меня второй раз в заложницы взять, и третий, — воскликнула Катя, — мне с ними хорошо.

— Ну ладно, деточка, разреши, пожалуйста, подойти к Светочке, — вежливо произнес профессор и встал в услужливую позу.

Катя поднялась с кровати и отошла. Светило занял ее место и, наклонившись к больной, спросил:

— Сколько сегодня было приступов удушья?

— Четыре, — ответила та.

— А вчера?

— Тоже четыре.

— Утром, во время обхода, я тебя спрашивал, сколько было приступов, и ты сказала, что один. Значит, за весь день было еще три?

— Да.

— А ночью?

— Два.

— И на той неделе два?

— Да.

Профессор встал с кровати, покачал головой и произнес:

— Нужна срочная операция. Болезнь прогрессирует, и скоро настанет точка так называемого невозвращения. После этого дня оперативное вмешательство будет бессмысленно, оно не поможет. Пройдя этот этап, больные обычно проживают всего несколько дней или недель и….

— А у нас в стране такую операцию можно сделать? — спросил Алексей.

— Нет, ее никто не делал. Пересадка костного мозга от донора — это очень сложная операция. Если Светлану через три, максимум четыре дня не переправят в Вашингтон и не сделают операцию, то я… — профессор замолчал.

— Мы найдем деньги, найдем, — со слезами на глазах пообещал Демин. — Вы только потерпите.

— Я-то потерплю, а она, — светило указал на Свету, — она потерпит ли?

— Доченька, милая, ты только продержись эти дни, а мы постараемся найти деньги, — Витек обнял Светлану за плечи и поцеловал в щеку.

— Я постараюсь, папа, — жалобно ответила обессиленная девочка и тихо заплакала. Она уже потеряла всякую надежду на излечение и не верила ни профессору, ни своему отцу. Она полулежала на кровати и тихо всхлипывала. Ее узкие, изможденные болезнью и процедурами плечи вздрагивали от сотрясающих ее рыданий.

Видя ее состояние, Витек не выдержал, отвернулся к стене и сам расплакался. Он, не издавая ни звука, размазывал ладонями слезы у себя на щеках и только повторял шепотом:

— Ты потерпи, потерпи, милая.

Катя, не выдержав, тоже пустила слезу, и даже видавший виды, постоянно сталкивающийся со смертью профессор опустил голову и достал носовой платок. Навалившаяся на него безысходность, невозможность спасти умирающую маленькую девочку болью защемили его старческое сердце. Алексей Коновалов хотел тоже разрыдаться, но колоссальным усилием воли подавил в себе нахлынувшую волну жалости. Нет, он не был черствым человеком, просто в душе он все же надеялся, что Светлана будет жить. Чутье ему подсказывало. Он вдруг вспомнил давнюю трагическую историю из своей жизни…

Это произошло девять лет назад, когда Алексей еще был женат на своей любимой Татьяне. В тот злосчастный месяц их обожаемой дочери Анечке исполнился ровно годик. Алексей ждал очередного отпуска, ждал, когда они с Таней и Анечкой поедут к родителям жены. Те были старенькие, жили под Санкт-Петербургом и сами уже не могли навестить детей. Но повидать внучку им очень хотелось, вот они и уговорили Коноваловых приехать к ним погостить на целый месяц.

В том году в эксплуатацию был пущен первый в стране скоростной поезд «Голубая стрела». Он курсировал между Москвой и Санкт-Петербургом, он развивал по обычному железнодорожному пути скорость триста пятьдесят километров в час и долетал до северной столицы за три часа. Эти рейсы были экспериментальными и совершались раз в неделю. Билеты на этот поезд достать было практически невозможно, но Алексей, используя свои связи, без проблем купил два билета и по льготной цене. В то время он служил командиром подразделения в отряде особого назначения «Гром» Главного разведывательного управления Генерального штаба СССР в звании майора.