Со временем Карп узнал меня лучше. Примерно через месяц он даже позволил мне высказывать свое мнение.

– Мистер Смит прекрасно себя чувствует, я за него не беспокоюсь.

– Дальше.

Завоевание доверия Карпа было одним из величайших достижений моей жизни. К концу второго месяца под его руководством я решил, что хочу стать кардиохирургом: останавливать и запускать сердца, реконструировать неправильно сформированные насосы новорожденных. Техничность процесса и черно-белая гамма вскружили мне голову. Как только Карп понял, что меня заинтересовала кардиохирургия, он стал приглашать меня в свой кабинет, где мы вместе обсуждали статьи, говорили о физиологии и разбирали мои вопросы. Ему было известно о сердце все: он знал, почему одни операции проходили успешно, а другие нет, и никогда не стеснялся признавать свои ошибки.

Хоть я не стал кардиохирургом, я по-прежнему восхищаюсь хирургией сердца и людьми, которые сделали операции на открытом сердце реальностью. Нет ничего прекраснее безупречно поставленного танца – перехода на аппарат искусственного кровообращения и остановки сердца. Когда вы вскрываете грудную клетку и обнажаете сокращающуюся мышцу, заставляющую все тело работать, вы замечаете хаотичные и несогласованные движения, которые на самом деле гораздо более скоординированы, чем кажется на первый взгляд. Когда вы устанавливаете различные катетеры, которые тотчас наполняются кровью, и слушаете обмен репликами между кардиохирургом и медсестрой, отвечающей за аппарат искусственного кровообращения, вам кажется, что все идеально функционирует благодаря простому на первый взгляд алгоритму. Когда хирург произносит судьбоносные слова «подключайте к аппарату» и вводит кардиоплегический раствор, останавливающий сердце, и когда вы уже не слышите ничего, кроме шума машины, взявшей на себя роль сердца и легких, исчезает всякое ощущение чуда. Сердце становится лишь наполненным кровью мешком, простым по строению и легким в обращении.

Разумеется, так было не всегда. Тот факт, что хирурги научились с легкостью запускать и останавливать сердца по нескольку раз в день, является одним из величайших успехов медицины ХХ века. Это был необходимый шаг, позволивший воплотить одно из самых невероятных достижений в области хирургии – трансплантации сердца. Подобно тому как аппарат диализа Колфа стал предпосылкой для успешной пересадки почек, изобретение аппарата искусственного кровообращения стало предпосылкой для пересадки сердца. Этот подвиг кажется еще более невероятным благодаря людям, совершившим его.

Операционная, Массачусетская больница общего профиля. Утро, октябрь 1930 года

Каждые 15 минут Джек Гиббон надувал манжету для измерения кровяного давления на ее руке и сосредоточенно прослушивал сердце стетоскопом, пока манжета сдувалась. Он совершал этот процесс с 15:00 предыдущего дня: 17 часов наблюдения за сердечным ритмом, кровяным давлением и частотой дыхания лежавшей на операционном столе молодой женщины, подготовленной и задрапированной, чья рука торчала из-под стерильных простыней. Несколькими минутами ранее Гиббон заметил, что ее дыхание стало более напряженным, пульс менее различимым, и ему все сложнее было измерить ее кровяное давление. Примерно в 08:00 пациентка перестала дышать.

Доктор Черчилль, которого уже успели оповестить, решительно зашел в операционную. «За 6 минут 30 секунд доктор Черчилль вскрыл грудную клетку, надрезал легочную артерию, удалил большой легочный эмбол[75] и закрыл рану в легочной артерии боковым зажимом». Такая операция называлась «процедура Тренделенбурга» по имени хирурга, который впервые ее провел 23 годами ранее. На тот момент в США не знали ни одного случая успешной процедуры Тренделенбурга, но в то утро все изменилось.

Все усилия Гиббона, Черчилля и других людей, задействованных в той операции, оказались тщетными, но в голове Гиббона зародилась идея, которая через много лет спасла больше людей, чем можно было даже представить. «Той долгой ночью, пока я наблюдал, как пациентке становится хуже, ее кровь темнеет, вены раздуваются, мне в голову пришла идея: если бы мы могли взять немного крови из увеличенных вен пациентки, обогатить эту кровь кислородом и очистить от углекислого газа, а затем непрерывно вводить покрасневшую кровь в артерии, то мы, возможно, спасли бы больную. Мы бы обошли эмбол и взяли на себя часть работы ее сердца и печени».

Все больше погружаясь в размышления, Гиббон решил, что раз уж он намеревался попробовать обойти легкие и насытить кислородом кровь, то можно попытаться взять на себя и работу сердца. Он понял, что сложнее создать не насос, заменяющий сердце, а оксигенатор для крови.

Во время своего пребывания в лаборатории Массачусетской больницы общего профиля Гиббон успел обзавестись женой. Старшая медсестра Черчилля Майли целый год помогала Гиббону, и они влюбились друг в друга. Пара на три года вернулась в Филадельфию, где Гиббон начал собственную хирургическую практику и где у них родился ребенок. По какой-то причине он не мог выбросить из головы идею об аппарате «сердце-легкие». Он пытался усердно заниматься исследованиями, но у него просто не оставалось времени на осуществление своей задумки. Он спросил у своего прежнего начальника Черчилля, можно ли им с Майли вернуться в Массачусетскую больницу общего профиля на год и начать работу над проектом. Черчилль согласился, хотя и считал его идею безумной.

В 1934 году Гиббон на год вернулся в Массачусетс. Он получал деньги только от Гарварда и Массачусетской больницы, и с финансами дело обстояло туго. Гиббон купил воздушный насос за два доллара в магазине подержанных товаров. Он пытался собрать свой аппарат из дешевых частей, которые мог найти в свободном доступе. Он решил тестировать свое изобретение на кошках из-за их небольшого размера и доступности. «Помню, как ночами я бродил по Бикон-Хилл с тунцом в качестве приманки и ловил в мешок всех уличных кошек Бостона. Их было такое огромное количество, что общество по предотвращению жестокого обращения с животными убивало по 30 тысяч в год!» Он спрашивал совета у многих профессоров из ближайших институтов, включая специалистов Массачусетского технологического института. Гиббоны приходили в лабораторию рано утром и работали до позднего вечера, совершенствуя свое изобретение. Они планировали забирать венозную кровь из канюли, введенной во внутреннюю яремную вену, и вливать ее в верхнюю полую вену кошки. Верхняя полая вена – одна из крупнейших вен, которые возвращают лишенную кислорода кровь к сердцу, откуда она затем проходит через легкие, насыщается кислородом и распространяется по телу. Гиббоны пропускали кровь через насосную систему, где она очищалась от углекислого газа и обогащалась кислородом. Затем кровь поступала в катетер, установленный в бедренную артерию на лапе кошки, и поступала в аорту, откуда распространялась по органам и снабжала их кислородом, необходимым для жизни. К концу года, проведенного в Массачусетской больнице общего профиля, Гиббоны создали аппарат искусственного кровообращения, позволяющий кошкам выжить. Гиббон вспоминал: