Это было сложное время для всех причастных: медсестер, резидентов, хирургов. Мюррей находился со своими пациентами днями и ночами и навсегда сохранил в своем сердце их печальные истории, но это его не остановило. «Некоторые удивлялись, почему мы продолжали, несмотря на такое количество неудачных попыток, – писал он. – С каждым поражением мы узнавали что-то новое о подготовке пациента, борьбе с отторжением и времени проведения диагностических тестов. Мы все сосредоточились на оказании помощи пациентам со смертельными заболеваниями почек. Я никогда не терял желания продолжать. Если бы мы сдались, у пациентов вообще не осталось бы надежды… Успешные случаи трансплантации между однояйцевыми близнецами (к тому моменту их было 18) стали огоньками надежды, освещающими путь к нашей цели».

Встречайте Роя Кална

Оксфорд, 1958 год

«Лекционная аудитория была полна студентов и аспирантов, что доказывало известность Медавара и его непревзойденный талант лектора. На сцену вышел мужчина, разговоры в зале умолкли, и помещение наполнилось блестящей речью на удивительную тему. После лекции один из студентов спросил, можно ли применить результаты исследования Медавара к лечению людей. Немного помолчав, Медавар ответил: «Определенно нет».

Эта лекция вдохновила одного из присутствующих в зале, Роя Кална. Его всегда тянуло к задачам, на взгляд большинства не имеющим решения. Будучи студентом-медиком в больнице Гая в Лондоне, он лечил мальчика с почечной недостаточностью. Шел 1950 год, и Калн и его команда ничего не могли предложить больному, кроме небольшого количества морфия и койки, на которой можно умереть. Это не устраивало Кална. В то время он еще очень мало знал, но другие уже работали над тем, чтобы все изменить, в том числе Дэвид Юм и его команда в Бостоне. В течение следующих восьми лет Калн продолжал обучаться хирургии, постоянно думая о пересадке органов. Его всегда расстраивало негативное отношение к трансплантации и непонимание потенциала таких операций повсеместно, но особенно в Англии.

В 1954 году Джозеф Мюррей провел первую успешную трансплантацию между двумя однояйцевыми близнецами. Этот факт и последующая работа в Бостоне оказали большое влияние на Кална и его наставников. Окончив обучение, Калн научился проводить трансплантации на собаках и свиньях в Королевской муниципальной больнице. Облучение как способ иммуносупрессии набирало популярность, и Калн обеспечил себе доступ к кобальтовому облучателю, однако быстро понял, что облучение не является реалистичной стратегией для его пациентов. Пытаясь найти в литературе другие способы иммуносупрессии, он обнаружил в журнале Nature статью, написанную двумя гематологами, Робертом Шварцем и Уильямом Дамешеком. В статье они рассказывали о введении 6-меркаптопурина[66] (6-МП) кроликам и собакам для подавления реакции на сыворотку крови человека. Калн решил попробовать его на собаках, перенесших трансплантацию почки, и результат оказался положительным. Он опубликовал статью о своем важном открытии в журнале The Lancet в 1960 году, и это была первая статья о продлении выживаемости почечного трансплантата у крупных животных с помощью иммуносупрессии. Она открыла Калну доступ в мир трансплантационной иммунологии и свела с сэром Питером Медаваром, настоявшим на его переезде в Бостон для работы в его группе в «Бригаме». Медавар лично написал письмо Фрэнни Муру, и вскоре после этого Калн получил место в лаборатории Джо Мюррея.

Сойдя вместе с семьей с корабля «Королева Елизавета» в Нью-Йорке, Калн ненадолго отправился в лабораторию Берроуз Велком в Такахо. Там он встретил Джорджа Хитчингса и Труди Элион, двух ученых (и будущих обладателей Нобелевской премии), которые синтезировали 6-МП вместе с другими схожими веществами, разработанными для лечения рака. Двое этих исследователей были впечатлены работой Кална и сообщили ему о более современных агентах, которые, по их мнению, могли оказаться эффективнее. Они дали ему несколько разных производных 6-МП на пробу, чтобы он мог продолжить свои исследования.

Когда в 1960 году Калн пришел в лабораторию Джо Мюррея, он попросил разрешения поэкспериментировать с препаратами, полученными у Хитчингса и Элион. Мюррей, который также сомневался в эффективности облучения, согласился. Вдвоем они протестировали около двадцати препаратов и остановились на Б.В. 57-322, позднее названном азатиоприн[67] или имуран. Калн писал: «Кульминацией этих экспериментов стала демонстрация в «Бригаме» первой собаки с прижившимся почечным трансплантатом. Ей давали азатиоприн, и спустя полгода после операции у нее сохранялась нормальная функция почек. После того как медицинская история была зачитана, дверь открылась, и моя собака Лоллипоп выбежала в зал, полный людей, и попыталась подружиться с заслуженными профессорами в первом ряду». Победы в лаборатории в сочетании с успешными трансплантациями среди однояйцевых близнецов вдохновляли ученых двигаться дальше. Медавар вспоминал: «Этот период был золотым веком иммунологии. По всему миру совершались открытия, и все мы были счастливы, что живем в такое время. Объединенные работой над общей проблемой, мы все знали друг друга и старались встречаться как можно чаще, чтобы обмениваться идеями и горячими новостями из лаборатории». После многочисленных успехов в лаборатории было принято решение использовать азатиоприн в больницах. К сожалению, это случилось непосредственно перед возвращением Кална в Англию. Ему было жаль уезжать, но он знал, что продолжит свое дело в Лондоне.

После трех последовавших одна за другой неудач с азатиоприном Мюррей 5 апреля 1962 года пересадил почку Мелу Дусетту, 23-летнему бухгалтеру. Дусетт находился на диализе в «Бригаме», когда 30-летний мужчина скончался во время операции на сердце, и его почки решили использовать для трансплантации. После трансплантации Дусетт пережил два острых периода отторжения, однако их устранили с помощью стероидов. Новая почка прослужила Дусетту 21 месяц, после чего ему сделали вторую трансплантацию. После второй операции он прожил еще полгода, но потом умер от гепатита, которым, вероятно, заразился в результате пересадки почки или переливания крови. Анализы на вирус гепатита стали проводиться лишь много лет спустя. Учитывая, что на дворе стоял 1962 год, почку взяли от умершего донора, а облучение не проводили, такой результат казался невероятным успехом. Мюррей писал: «Всего через 8 лет после того, как в 1954 году близнецы Геррики вошли в двери «Бригама», мы достигли нашей цели… нам удалась трансплантация органа от умершего донора».

Это было лишь начало почечной трансплантации. С появлением химической иммуносупрессии – эффективного метода предотвращения отторжения трансплантата – хирурги начали усердно трудиться над тем, чтобы сделать пересадку почек как от мертвых, так и от живых доноров клинической реальностью. Количество центров трансплантации стало расти, и заинтересованные врачи и ученые регулярно представляли результаты своей работы и обсуждали их. Помимо ученых из «Бригама» и Роя Кална из Лондона, в этой сфере деятельности появилось еще несколько исследователей.