Суматоха так и не утихала.

– Я вижу, ты не удовлетворен, – продолжил Одили, подходя к Тау с мечом в руке.

Тау наблюдал за ним. Но с места не двигался. Вместо него выдвинулся Джавьед Айим. Он встал рядом с Тау, держа одну руку над мечом, а вторую выставив перед Советником, преградив Одили путь.

– Нкоси… – начал он.

Одили пронесся мимо и нанес смертельный удар. Тау даже не вздрогнул, пока не услышал скрежет металла – лезвие Одили встретилось с мечом Джавьеда.

– Мир, – проговорил Джавьед, с напряжением удерживая мечом оружие Одили подальше от головы Тау.

Тау не заметил, как приблизился охранник Одили, но теперь громила уже прижимал кончик меча к щеке Джавьеда, выпустив из нее яркую капельку крови.

Советник Одили поднял меч и отступил. Деджен чуть глубже вдавил клинок Джавьеду в кожу, вынуждая того отступить.

– Мир, говоришь? Ты что, знаешь только одну ноту, Джавьед? – спросил Одили. – Ты больше не член Совета, и, как бы ты ни прихорашивался, Богиня и все на свете видят, что ты лишь Меньший. Думаешь, далеко упал от яблони? Можешь упасть гораздо дальше.

– Советник Одили желает проявить милосердие, – крикнул Джавьед толпе, не отводя глаз от Одили и не обращая внимания на нависшего над ним Ингоньяму.

Одили рассмеялся, натянув мышцы лица так, чтобы выдавить тусклую улыбку. Затем убрал меч в ножны и дал Деджену знак отступить. Деджен отвел кончик клинка от лица Джавьеда и опустил к его сердцу, но затем отошел.

Одили говорил тихо, обращаясь только к Джавьеду, но Тау все равно его услышал:

– Держи свой мир, Джавьед. – Губы Одили, словно их уголки растянули крючки, расплылись в ухмылке. – Это большее, на что ты можешь рассчитывать. – И, возвысив голос, обратился к толпе: – Просили милосердия, и вот оно. Отец Меньшего был наказан. Мальчика я оставляю его феоду.

Он произнес слова так, будто они должны были вызвать овации у толпы южан. Их не последовало. Одили невозмутимо похлопал Джавьеда по плечу, словно они были величайшими друзьями, и прошептал:

– Ты был паразитом. Старая королева не позволила бы мне тебя прихлопнуть, но теперь она умерла. Еще раз встанешь у меня на пути, и этот шаг будет последним в твоей жизни.

Одили еще раз хлопнул Джавьеда по плечу, рассмеялся с таким видом, точно они обменялись шутками, и отошел. Огромный Деджен, охранник Одили, двинулся за ним. Следом, с отвращением на лице, ушел Келлан Окар.

Тау ничего не понимал. Отец бы ему помог. Он пытался его разбудить. Арен часто глубоко засыпал после тяжелых дней.

Тау на плечо легла рука.

– Он мертв. – Это был Джавьед.

Тау поднял глаза.

– Мой оте… – Тау не ощущал ни земли под ногами, ни зноя от солнца. Он огляделся. Рядом стоял Джабари, чуть дальше Лекан. Тау увидел Кагисо – тот лежал на земле. Пухлый Вельможа, все еще с окровавленным носом, потирал бок, куда его пнул Одили.

Мысль о Советнике подстегнула Тау. Он опустил отца на землю, оставив его в покое, и потянулся за мечом Арена. Сильная рука с грубыми пальцами взяла Тау за запястье.

– Сожалею о твоей потере, – проговорил Джавьед, убирая меч подальше от него. – Твой отец был очень храбрым. Он знал, что если встанет в круг, чтобы сразиться с Келланом, то не уйдет живым. Даже Избранные меркнут в сравнении с ним. – Джавьед подозвал ихагу, служивших Арену. – Идите, заберите вашего человека. Отнесите его домой и сожгите.

Ихагу с готовностью выполнили указание. Тау не хотелось, чтобы они трогали его отца. Ему хотелось выхватить меч у Джавьеда и добраться до Одили, Деджена и Келлана. Но он не сделал ничего.

– Нкоси, – проговорил Джавьед, обращаясь к Лекану, – этот Мирянин из вашего феода? – Он спрашивал о Тау.

– Да. Да, конечно, – ответил Лекан.

– О нем позаботятся?

– Что? Да, да. Можете быть уверены, я о нем позабочусь, – ответил Лекан. – А испытание?

– Нкоси?

– Мой брат, мы все – мы здесь ради испытания.

Джавьед не ответил. Он отдал Тау меч Арена и ушел.

– Что этот проклятый Меньший о себе возомнил? – сказал Лекан керемским мужчинам, окружившим его, достаточно тихо, чтобы Джавьед его не услышал.

Ихагу унесли тело Арена прочь, и Тау остался бы стоять на коленях, пока не зашло солнце, если бы Джабари не увел его за собой.

– Я их убью, – сказал ему Тау сквозь слезы. – Клянусь Ананти и Укуфе, я убью их всех.

Домой возвращались в молчании. Джабари выслал гонцов предупредить, чтобы в крепости уже к ночи готовили ритуальное сожжение. Тау шагал, не замечая, где они идут и сколько еще осталось. Он шагал, когда Джабари шел рядом с ним, и шагал, когда его там не было. Он шагал, когда солнце палило и когда оно скрылось из виду. Они шагали и после заката, одолевая низкие скалы Керемских гор. Но все это не имело значения.

– Напыщенный говнюк, – заметил Лекан, подходя к Джабари. – Разве Одили вообще имеет право отменять испытание? Треклятые пальмские Придворные ведут себя так, будто вышли из золотой щелки самой Богини. – Лекан крякнул собственной шутке, но ни оттенка веселья в этом звуке не было. Пока Джабари не получил места в цитадели, положение семьи Онаи оставалось рискованным. – И что будешь делать? Нам нужно, чтобы ты служил. Мы не можем платить повышенный оброк.

– Пойду на север, – ответил Джабари. – У них испытание еще только будет.

– Когда оно будет? В этом сезоне десятину нужно к…

– Сейчас не время, Лекан.

– Почему нет? Потому что твой Мирянин на побегушках сунулся куда не надо и его отца…

Лекан не закончил. Тау наскочил на него, повалил на землю и ударил в лицо. Затем занес руку, чтобы ударить еще, но Джабари его оттащил. Тау тут же поднялся на ноги, готовый атаковать.

– Убить его! – завопил Лекан с заплывшим левым глазом. Ихагу окружили Тау, оттесняя его от обезумевшего Вельможи.

– Убить его! – кричал Лекан.

– Они этого не сделают, – сказал Джабари.

– Он на меня напал. Я наследник Керема.

– Вставай.

– Он на меня напал. Он сорвал твое испытание. У меня будет…

– Заткнись! – рявкнул Джабари, отчего его брат вздрогнул, а потом повернулся к Тау. – Высший Мирянин Тау Тафари, вы напали на моего брата, Вельможу, и наказание за это преступление – смерть через повешение.

– Ладно, я сам это сделаю! – воскликнул Лекан и потянулся к своему клинку.

– Все здесь знают, что это преступление и какое за него положено наказание, – объявил Джабари Ихагу и Батракам, которые были с ними, и Тау в том числе. – Также мы знаем, чего стоил тебе этот день, и из любви, которую я питал к твоему отцу, я приму это во внимание, когда буду судить тебя.