А мне было абсолютно всё равно, в каком наряде я явлюсь перед Гафуром. Хоть голой.

— Да она нервничает просто, — фыркнула другая, забрала ленту и заколола булавкой.

— Ещё бы тут не нервничать, сам Лев Пустыни наручи прислал! Небось волнуется, что санджар прозреет за ночь и передумает, — тихо прошептала третья.

— А ты рубины в наручах видела? Во-о-от такие! — подхватила четвёртая.

— Не завидуйте и не трогайте! Пускай жених застёгивает, — громко отчитала подругу самая первая служанка и покосилась на меня, ожидая горячего одобрения.

У меня же внутренних сил хватило только на то, чтобы кивнуть.

Пока меня собирали и одевали, вся женская половина дворца спешила поздравить со свадьбой. Лишь Уна — самая младшая из принцесс, которой только-только исполнилось шесть лет, — принесла гребень и шепнула:

— Не понимаю, чему они завидуют. Не хотела бы я оказаться на твоём месте… Правда, и на своём тоже не хочу.

Бледная от тяжело протекающей беременности Изибил зашла буквально на минуту, подарила колечко с сапфиром и удалилась. Бриджид появилась вместе с малышкой на руках, рассеянно кивнула, оставила на тумбочке золотую подвеску в виде полумесяца от злого сглаза и повторила недавние слова о том, как проходит первая брачная ночь. «Эта ночь ничем в принципе не будет отличаться от других», — сказала она напоследок, даже не догадываясь, о чём я думаю на самом деле. А думала я о залитой кровью постели в гостевых апартаментах. Янн ещё жив или уже нет?..

Поздравления многочисленных сводных сестёр прошли как в тумане, я ничего не слышала, но на моём столе образовалась целая груда разнообразных заколок для волос, шармов, кафф[1], брошей, булавок, медальонов, цепочек для живота и даже пояс с монетками. Из всех женщин я была рада лишь Силис, которая потрепала по волосам и крепко-крепко обняла. Она пришла с тонким, но очень красивым золотым браслетом.

— Потом, когда Гафур разрешит снять наручи, ты сможешь его носить, — тихо сказала она, невольно потерев свою руку. Я знала, что у неё там бугры, как у Файоны, но, в отличие от поварихи, Силис их стеснялась и пыталась закрывать украшениями.

В какой-то момент в комнату вошла Франгаг и громко хлопнула в ладоши:

— Все на выход! Шейна, к тебе это в первую очередь относится. Гафур уже приехал, посмотрим, во сколько он тебя оценил и какие подарки привёз. Если эмиру понравится, то выдадим тебя замуж сегодня же. Позор так долго в девках ходить, Идрис откладывать свадьбу не станет. Ближайшую ночь проведешь уже как уважаемая жена паладина.

***Янн Робер

Дорога до града Аль-Мадинат в кои-то веки показалась бесконечной. Каких-то десять километров, но я уже несколько раз пожалел, что не взял из багажного отсека «Галилеи» свой гравибайк или хотя бы лошадь, которую предложил Деорса в первый день пребывания на Террасоре.

«Не стоит светить достижениями Цварга, когда в этом нет необходимости, а кобылу ты не взял потому, что не смог бы влезть на неё с той раной», — успокаивал внутренний голос, но я всё равно чувствовал постоянно нарастающую тревогу. Будто я куда-то опаздываю. Будто не успеваю на что-то важное…

Бред какой-то, но я всё равно ускорил шаг.

А когда подошёл к дворцу градоправителя, то обомлел от количества паладинов, простых горожан и гружёных телег…

— Что здесь происходит? — спросил я, проталкиваясь сквозь толпу.

— Так эмир сегодня одну из принцесс замуж выдаёт! И не за кого-нибудь, а за Гафура Льва Пустыни! — ответил полноватый мужик, щурясь от яркого солнца, а стоявший рядом шестилетний мальчик радостно добавил:

— Если свадьбу объявят сегодня, то площадь будет усыпана конфетами!

Проклятый космос! Раздерите меня швархи на атомы!

Видимо, из-за этой свадьбы Шейна пришла ко мне ночью… Вот какая у неё была проблема, а я, идиот, сразу и не понял!

Прикрывая бок и чертыхаясь, когда кто-то неудачно толкал меня, я поспешил внутрь. Замелькали однотипные залы, мраморные полы коридоров и расписанные каллиграфией стены. Игнорируя слуг, я изо всех сил концентрировался на ментальном фоне дворца и искал террасорку по бета-колебаниям.

— Дары твои, паладин, прекрасны, и я буду рад вручить руку Шейны…

В огромном зале бурила масса народа. Бета-колебания террасорцев и террасорок накладывались друг на друга, создавая какофонию эмоций. Резонаторы заныли от общего фона, в голове поселился лёгкий звон.

«Сосредоточиться будет сложно…»

Справа от многочисленных девочек, девушек и женщин в тёмных платьях группой в полосатых купальниках, то есть в разноцветных нарядах и кольчугах, расположились паладины. Глаза сразу выхватили отдельно стоящую массивную фигуру — очевидно, того самого загадочного Гафура, — а также Идриса и весьма внушительный сундук на полу между ними. Крышка сундука была распахнута, и из него претенциозно торчали местные железки и сетчатый доспех, видимо, из металла, который здесь считался хорошим.

«Что-то ценное, но не так чтобы очень», — ехидно прокомментировал внутренний голос, и я бы с ним даже побеседовал, если бы не одно «но».

Среди множества эмоций — зависти и ревности, удивления и радости, печали и злорадства, — меня буквально сразило наповал смешанными бета-колебаниями Шейны: изумление, горечь и колоссальное облегчение — всё смешалось в один гремучий коктейль.

Ох, космос! Я чуть не споткнулся, уловив её эмоции!

Шейна была воплощением красоты. Длинное ярко-алое платье с жёлтыми, синими и золотым лентами струилось по её фигуре ручейками красок, тонкая, словно стебель молодой лилии, талия подчёркивалась золотым ремешком, а светлые волосы были уложены в тугие косы, украшенные тяжёлыми многочисленными заколками со сверкающими камнями. Вся эта масса местных грубоватых драгоценностей смотрелась на ней чуждо, но это ни на миг не умаляло утончённой красоты самой террасорки — бездонных дымчатых глаз, величественной осанки и изящного наклона головы. Она стояла и не дышала, напоминая статую богини.

— Ты пришёл! — едва заметно шевельнула губами она.

— Я же обещал, — так же лишь одними губам ответил я и ободряюще улыбнулся.

— И в знак того, что мы передаём вам эту деву, отныне она будет носить наручи как Жена, Слуга и Тень ваша, санджар Гафур Лев Пустыни. Куда вы — туда и она. Шейна, протяни руки.

Я очнулся от громкого грудного голоса Франгаг и вонючей волны какой-то ненормальной радости, которую она распространила по всему залу, притронувшись к рукавицам. От Шейны пришли густо смешанный страх, ожидание боли и смирение.

— Стоп! Я против! Остановите