Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленка явно обиделась. Чернышов вздохнул и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Поверь, так будет лучше. Эти секты на самом деле очень опасны. Со стороны кажется, что там что-то интересное: таинственные обряды, красивые слова, люди, готовые помочь и все такое. А заканчивается все очень плохо. Очень. Лен, я тебя прошу, не связывайся с ними никогда.
Дочка молча кивнула.
За углом послышался шорох. Артем встал и выглянул. В коридоре стояла Анюта. Увидев отца, она тут же задрала нос. Мол, стою тут, и что с того? Что мне, рядом с кухней постоять нельзя?
— Подслушиваешь? — усмехнулся Артем.
— Ага! Но вы там о какой-то ерунде говорили… Библия, церковь, секты… Фу. — Тряхнула головой девочка. И тут же заинтересовалась. — А что там с Ингой было? Вы мне так и не рассказали… А обещали!
— Расскажу обязательно, но не сейчас. Хорошо?
— Вы так всегда… «Расскажу, но не сейчас»… — передразнила дочь. — А мне уже десять лет, я совсем большая. Вон и Ленке сегодня накостыляла!
— Кому накостыляла?! Да врешь ты все! — возмутилась старшая сестра. — Я тебя пожалела, дуру набитую!
Анюта захихикала. Потом повернулась к отцу и сообщила:
— А тебя мама зовет.
Артем поднялся и вышел из кухни. За его спиной тут же началась тихая игра в «щипалки». Разозленная Ленка вовсю старалась отомстить.
Наташа лежала на диване, укрывшись одеялом. Судя по бледному лицу — очередной приступ гастрита протекал тяжело. Артем без вопросов нашел таблетки, подал жене и принес стакан теплой минералки без газа.
Он сел на диван рядом с Натальей и положил ладонь ей на лоб. Они молчали. Артем остро переживал свою неспособность хоть как-то помочь жене, хоть немного облегчить ее боль. Наташа же просто лежала, не шевелясь, не тревожа желудок. Малейшее движение — и приходила новая боль.
— Нельзя тебя было волновать, — Артем озлился на себя и на Ирину. — Прости.
— Ничего. Все будет нормально, уж как-нибудь выживу.
Он пошевелился и попытался убрать ладонь. Жена поймала его руку и осторожно положила к себе на живот, под халат.
— Пусть полежит здесь, — прошептала она. — Мне так легче.
Артем придвинулся ближе и начал медленно гладить. Он смотрел на лицо Наташи и думал о том, что произошло бы с ней, если, не дай Бог, погибли бы Лена или Анюта. Холодная волна прокатилась по его душе. Чернышеву на миг стало страшно, страшнее, чем было когда-либо до этого момента.
Он бы потерял не только дочь, но и жену.
Наташа что-то почувствовала. Она взяла его руку и прижала к щеке.
— Тебе стало легче? — беспомощно произнес Артем.
— Конечно, — улыбнулась Наташа, — твоя рука такая теплая и такая надежная. Любой женщине было бы приятно иметь мужа с такими теплыми руками. А повезло вот мне!
Ей на самом деле полегчало. Боль не ушла, но притупилась.
Артем наклонился над женой и поцеловал ее. Нежно, легко и быстро. Лоб, нос, губы… Щеки и шею. Наташа заулыбалась и порозовела. Потом сморщила носик и прошептала:
— Что за нехороший насильник? Напал на беспомощную женщину. А ну не приставай, рано еще, дети не спят.
— Да я… — пробормотал Артем. — Я просто так…
— Просто так? Ну да, так я тебе и поверила.
— И вообще, женщина, будешь возмущаться, уйду и ты останешься без моей ладони на пузе. Вот. Бойся этой страшной угрозы.
— Ой, боюсь, боюсь… — Наталья усмехнулась. — Неужто ты такой бессердечный?
Артем весело хмыкнул. Он собирался ответить жене очередной подколкой, но в прихожей разлился соловьем звонок.
— Папа! Открой дверь! — закричали дочери из соседней комнаты.
— А сами что?
— А мы уроки делаем! Мы не можем!
Чернышов покачал головой — вот ведь лентяйки выросли! В этот момент снаружи донеслись глухие удары. Кто-то ломился в их квартиру и стучал ногами. Артем разозлился — он знал этого надоедливого гостя. Поцеловав жену, Чернышов осторожно встал и быстро добрался до прихожей. Распахнул дверь и рявкнул:
— Что еще у тебя?
К нему испуганно обернулся Михеич, высокий и худой дед, жилец из соседнего подъезда. Увидев Чернышева, Михеич явно обрадовался, шмыгнул носом и вытер ладони об выцветшую пятнистую рубашку.
— Дык это… Ильич…
— Какой я для тебя Ильич?!
— Прости, Артем, — забормотал дед, пугливо оглядываясь и пытаясь забраться в квартиру, — тут эт-та…
Чернышов оттолкнул деда. Тот, даже не заметив этого, прижался спиной к стене и теперь дрожал, наблюдая за лестницей. Одновременно он ухитрялся шептать в сторону Артема:
— Меня эт-та, убить приходили. Да-сь… Пришли и стоят под дверью. И дышуть… и дышуть… Страшно так дышуть… Убить хотели. Но я хитрый, не стал открывать… А они дышуть…
— Михеич, никто к тебе не приходил.
— Как же? А эт-та кто же дышал-то? Стоят за дверью и дышуть…
— И как же ты сюда попал?
— Дык это… Артем Ильич… Устали они, вот и ушли. Да-сь… А я тут же сюда. Помоги! Ты же в милиции работаешь!
— Дед, я к тебе сколько раз ходил? И ни разу никого там не было.
— Так эт-та… Они того-сь… Хитрые, значить. Как ты приходишь — тут же прячутся. И не дышуть… Совсем не дышуть…
— Хитрые, вот оно что… А в дверь на кой ногами стучал? Что, звонка тебе мало?
— Так эт-та… А вдруг вы спите? Надо того-сь, разбудить! Никак нельзя звонком. Ногами… А то они того-сь, придут и… И как начнуть дышать!
Дед дрожал, мало-помалу пододвигаясь ближе к Артему.
— Михеич, я тебе вот чего хочу сказать… — начал Чернышов понизив голос. — По секрету, Михеич.
— Слухаю, слухаю!
— Вот ты ко мне пришел, Михеич, а не знаешь главного. У меня они в квартире сидят, эти… которые дышуть…
— Как, как это?! Они того-сь… здесь?!
— Ага. Ждут здесь тебя. Пришли и сказали, чтобы я тебе не говорил. Но я решил сказать.
— Ой… убьют. Убьют ведь!
— Да, Михеич, — зашептал Чернышов жарко, — не ходи сюда. Убьют и не поморщатся. И будут того-сь… дышать над твоей могилкой.
Дед задрожал. Ему уже хотелось бежать отсюда со всех ног, но было страшно — вдруг кто ждет на лестнице?! Да и привык он сюда ходить со своим страхом. Этак пожалишься целому милицейскому майору — и вроде легче становится, а те, «кто дышить», пару дней обходят его стороной.
— Убьют ведь меня, Артем! Как есть убьют!
Мутная слеза скатилась по морщинистой щеке и канула в клочковатой седой бороденке.