штуковина…», — лихорадочно соображала Минни, — «Фи! И то и другое вместе?! Хотя у нас ведь так же… нечего нос воротить!» — бормотала Минни. И тут ее обдало жаром — так она же огромная! Ничего себе! Разве поместится?! «Погоди, погоди! — успокаивала саму себя Минни, — вот же написано — статуя Давида — пять с половиной метра, а Артур ведь, наверное, в три раза короче, так что у него все должно быть помельче…И потом ведь у него все это не каменное!» — и Минни с облегчением вздохнула. Вот бы видел ее сейчас Артур! Наверное, ужаснулся бы. «Подумаешь, — проворчала себе под нос Минни, — пусть спасибо скажет, что я его анатомию изучаю по скульптуре несравненного Микеланджело! Небось сам худущий, таких мускулов и в помине нет».

А может быть есть? Все же моряк, лазит по своим мачтам и реям. Руки у него вон какие сильные, подхватил ее на забор как пушинку. Да и ноги мускулистые, даже в форменных брюках заметно. Ноги действительно очень красивые, не хуже Давида! И у Минни сладко заныло сердце. Довольно бесцеремонно она запихнула уже выполнившего свою функцию Давида под подушку, стала вспоминать бал, свой заброшенный сад, качели, кирпичный домик, и сама не заметила, как заснула.

В девять ее разбудила возбужденная Кэти, оказывается, Эдит уже давно ждала Минни за завтраком — им нужно было срочно ехать к модистке на примерку подвенечного платья. Внизу был переполох: вторая служанка и несколько поденщиц носились из комнаты в комнату, прибирая, полируя безделушки, садовник с наемными рабочими передвигали мебель: зал и столовую объединяли для короткого приема после венчания.

За завтраком Минни, не выспавшаяся, растрепанная, с темными кругами под глазами что-то рассеянно клевала. Мать смотрела на нее с укоризной:

— Ох, Минни, ты выглядишь просто ужасно! Послезавтра твой самый главный день, а ты похожа на маску из греческой трагедии! Вот увидит тебя жених и сбежит прямо из церкви в Китай, или вообще в Антарктиду!

— Спасибо, мама, на добром слове, — буркнула Минни. — Я ночью не смогла заснуть.

— Да что же такое? Ведь получилось так, как ты хотела. Неужели опять испугалась? — насмешливо спросила Эдит. — Надеюсь Артура не ждет участь Чарльза Стэнли?

— Еще чего! — пробурчала Минни.

— А ты знаешь, дорогуша, я тебе Артура в обиду не дам! Как миленькая пойдешь под венец в субботу. Теперь уже я дала ему свое слово и благословила ваш брак. Так-то вот! Жду тебя в экипаже через полчаса. — И Эдит величественно выплыла из столовой.

Минни смотрела ей вслед, открыв рот.

Наскоро одевшись в утренний деловой костюм и причесавшись с помощью Кэти, Минни сбежала по лестнице вниз. После чашечки кофе она чувствовала себя бодрее. Мать уже ждала ее в карете. Минни только собиралась открыть выходную дверь, как ее догнала запыхавшаяся и зарумянившаяся Кэти. Смотрела она как-то странно.

— Мисс Минни, мисс Минни! — позвала она почему-то шепотом, оглядываясь по сторонам.

Минни обернулась:

— В чем дело, Кэти? — недоуменно спросила она.

— Я нашла это у вас под подушкой! — и Кэти протянула Минни помятую страничку со злополучной скульптурой великого мастера.

Минни почувствовала как заливается краской.

— Это лейтенант Рострон, да, мисс? — азартно улыбаясь прошептала Кэти, глаза ее были размером с блюдце.

— Да нет же, — с досадой на себя ответила Минни и даже притопнула ножкой: как могла она забыть о фотографии! — Это Давид!

— А кто это — Дэйвид? — с ужасом пролепетала Кэти.

— Ах, Кэти, да это итальянская скульптура, ему почти что пятьсот лет! Только маме ничего не говори, хорошо? — и с этими словами, запихнув несчастного Давида в сумочку, Минни выбежала во двор.

— Хмм, — проворчала Кэти ей вслед, — если пятьсот лет, то почему же маме не говори?! — И, недоуменно качая головой, Кэти присоединилась к остальной прислуге.

На примерке Минни казалась рассеянной и погруженной в свои мысли. Она позволила матери выбрать и фасон, и материю платья, только попросила чтобы его непременно украсили чайными розами. Ведь именно благодаря чайной розе состоялось их первое знакомство с Артуром.

Эдит внимательно наблюдала за Минни, но ничего ей не сказала и взяла все заботы о платье на себя. Тем не менее, когда они вернулись домой, Эдит проследовала за Минни в ее комнату и твердо уселась в кресло.

— Минни, детка, скажи в чем дело, что тебя так гложет сегодня? Вчера ты была вся такая радостная и веселая.

Минни колебалась: а может все-таки спросить? Ведь родная мама же! Наконец, она решилась.

— Мам, — начала она неуверенно, — я все думаю… мне хочется знать … совсем немного… хоть самую капельку … как все будет, а?

— Что — будет? — глаза у Эдит округлились, и Минни поняла, что допустила ошибку. Но ее уже понесло.

— Ну в первый раз, мама. Будет хорошо, или … неловко … и вообще, как себя вести, что делать? — Минни было неприятно, что она затеяла этот разговор, у нее на глазах выступили слезы.

— Минни, о чем это ты! — строго произнесла Эдит, проигнорировав первый вопрос, — тебе ничего не полагается делать и ничего не надо знать! О Боже, — продолжила она с возмущением, — что подумает о тебе наш будущий зять!

— Ничего плохого он обо мне не подумает, мама! — ответила Минни, — он меня любит и уважает. Сейчас совсем другое время! Что же получается, я должна лежать как бревно и ждать, когда со мной что-то сделают? — с отчаянием воскликнула Минни. — Ты ведь девятерых родила, ну расскажи хоть что-нибудь!

Эдит смягчилась.

— Минни, детка, вот именно, что родила девятерых, а, как и ты, ничего не знала, когда замуж выходила. И ничего, как видишь, прекрасную семью создала.

Поколебавшись, она продолжила.

— Тем не менее, я согласна с тобой, что время сейчас другое и, может быть, мне следовало это принять во внимание, когда замуж выходили твои сестры.

Эдит облизнула пересохшие губы: для нее такой разговор был тоже впервые.

— Минни, так как венчание мы не планировали, а это необходимо, именно для невесты… когда в последний раз у тебя было недомогание?

Минни почему-то покраснела, хотя краснеть было не