На бытовом уровне это можно объяснить очень просто. Есть ручей, у него есть объем стока. Через него упало дерево, образовалась запруда. Сток не изменился (ну, точнее, сначала немножко упал, но потом выровнялся), но в конкретном месте воды стало больше. А если вырыть котлован, то воды станет еще больше, хотя сток по-прежнему не увеличился. Впрочем, тут нужно быть осторожнее, если пруд станет слишком большим, то испарение с его поверхности (аналог платы за кредит!) может полностью компенсировать приток воды и ручей ниже плотины просто высохнет.

Еще одна аналогия. Если через наклонную стеклянную трубку капает вода, то ее количество в трубке в каждый момент незначительно. Но если туда вставить поролоновую полоску, то общий объем воды, находящейся в трубке, после того, как она снова начнет капать из ее нижней части, будет сильно больше.

Иными словами, может оказаться, что промежуточные сектора экономики активно растут, при том что конечный спрос почти не меняется. Почти – потому что создание рабочих мест и рост зарплат обычно увеличивает конечный спрос. Отметим кстати, что рост зарплат здесь играет роль испарения в примере с ручьем: он увеличивает общие расходы при движении полуфабриката по технологической цепочке. То есть совокупный конечный спрос растет, но и затраты (т. е. стоимость) растут. Именно по этой причине использовать ВВП для оценки экономики не совсем корректно, точнее, его нельзя использовать как мгновенный показатель.

В нашем примере с увеличением производственной цепочки ВВП, если его понимать классически, как добавленную стоимость, формально вырос не очень сильно, но если, например, считать потенциальную интеллектуальную собственность всех производителей или вложения в создание производства, то может создаться впечатление, что рост имеет место. Да, потом он компенсируется за счет отдачи кредита, но это «потом» может быть отделено от текущего момента достаточно длительным сроком.

Возвращаясь к основной теме: как следует действовать государству, которое хочет повысить темпы роста своей экономики?

Все вышесказанное имеет простейшее решение (поскольку апеллирует только ко внутренним ресурсам) – это перераспределение прибыли в пользу тех, кто большую часть своих доходов тратит на спрос (чем выше доходы человека, тем он более склонен к сбережениям, которые спрос практически не формируют). Именно на этой идее построено все кейнсианство, однако, как показал опыт, у этой модели есть свои ограничения, некоторые из них я буду обсуждать в главах, посвященных кризису.

Другой – перераспределить чужой конечный спрос в свою пользу. Например, Россия продает нефть – и вроде бы это должно вести к росту российской экономики. Но поскольку внутреннее производство все время падает, то, за счет импорта товаров народного потребления, продажи нефти ведут к росту других экономик, прежде всего Евросоюза и Китая. Сюда же можно отнести деятельность транснациональных корпораций, которые вывозят природные богатства слабых стран, как и труд их граждан, по заниженным, трансфертным ценам. Но тут есть свои проблемы, поскольку если речь идет о выходе за пределы своих границ, то можно столкнуться с серьезным противодействием.

Есть еще один способ. Суть его – в использовании завтрашнего спроса уже сегодня. Классический пример, который постоянно используют корпорации, – это заимствования. Но он не создает дополнительного конечного спроса, это инструмент, которым можно поддержать отдельные хозяйственные институты на уровне микроэкономики, т. е. оптимизировать экономическую систему. А на уровне всей системы в целом это эффекта не дает.

Кроме того, использовать этот метод слишком активно опасно, поскольку у него есть серьезный недостаток – рост текущего потребления в его рамках ведет к падению его в будущем. В рамках капиталистической системы на такие мелочи часто не обращают внимания, но, как мы увидим в дальнейшем, именно этот фактор стал одним из главных действующих механизмов текущего кризиса.

Отметим, что учет будущего спроса есть всегда. Когда фермер выращивает пшеницу, он не знает, будет ли она использована в следующем году или позднее, но уж точно понимает, что большая ее часть должна быть сохранена на будущее. Аналогичная ситуация практически с любым производителем. И когда он берет кредит, банк тоже понимает, что возврат денег будет из будущей прибыли. Завтрашней, послезавтрашней, послепослезавтрашней…

Вопрос только, насколько далеко в будущее при этом можно безнаказанно забираться. А ведь именно этот способ использовался на Западе (а потом – и у нас) с начала 80-х годов, наибольшее распространение он получил в США в 1990-2000-е годы. При этом рост экономики проходил за счет постоянного увеличения временного интервала, на котором учитывается конечный спрос. То есть рост сегодня обеспечивался не просто за счет сокращения спроса завтра, но и за счет увеличения интервала, в течение которого нужно будет затягивать пояса! Сегодня мы шикуем за счет голодного завтра, завтра – за счет голодной недели, которая начинается послезавтра, а если будем шиковать послезавтра, то мучиться придется уже последующий месяц! Впрочем, именно этот момент будет обсуждаться ниже очень подробно (и даже, вопреки общей идее настоящей книги, проиллюстрирован вполне себе математической моделью).

Есть еще одно важное обстоятельство. Именно через конечное потребление деньги возвращаются в экономику, замыкается их кругооборот. Кредиты и инвестиции делаются только для того, чтобы построить предприятие, которое будет что-то продавать, т. е. для встраивания в ту самую цепочку продаж, заканчивающуюся конечным спросом. Причем объем продаж должен покрывать сделанные затраты, иначе смысла в коммерческой деятельности просто нет. И вопрос, собственно, только в одном: можно ли сегодня давать кредит, если для его возврата нужно использовать спрос через много-много лет? И что в этом контексте означает «слишком много»?

Возврат денег в экономику, т. е. обеспечение их кругооборота, функционирование того самого воспроизводственного контура, который мы уже обсуждали, происходит только за счет конечного спроса. Никакие инвестиции в промежуточные сектора тут не помогут. В этом месте, кстати, имеет мысль сделать небольшое отступление, которое коррелирует с рассуждениями о конечном спросе несколькими абзацами выше.

Вернемся к уже упомянутой реформе Обамы, который вопреки распространенному у нас (да и не только у нас) мнению провел в США титанические экономические реформы. Смысл их был не только в создании рабочих мест за счет бюджетных расходов или реформирования системы медицинского обслуживания, но и в уменьшении цен на энергоносители, т. е. снижении издержек производителей, повышении эффективности работы предприятий. При этом предполагалось, что в результате увеличится кредитование реального сектора и ускорится инвестиционный процесс – что повысит ВВП и приведет к возврату производства в США. Составной частью этой реформы, кстати, и была «сланцевая революция».

Все эти процессы реально прошли. И даже ВВП формально вырос, за счет того, что вложенные средства пошли на расходы. При этом, правда, выросли и долги, так что тут можно спорить об эффективности, однако самое главное в другом.