– Только имя мне и известно. Услышал в Сонсе. Вернее, подслушал. У одного заговорщика, связанного с кланом Дуранданти.

– Я знаю только одних Дюмейнов – это семья не очень знатных аристократов из Арнгенда. Нынешний виконт Дюмейн враждует с Анной Менандской. Вернее, это она с ним враждует. Дюмейн – мелкая сошка и играет не очень большую роль в делах Арнгенда, разве что Анна иногда использует его в качестве козла отпущения, когда рушатся ее планы. Но он почти все время сидит в родовом поместье – отгоняет родню, которая ходит в вассалах у короля Сантерина. Он имел глупость отвергнуть Анну. Причем на глазах у всех.

Анна Менандская была любовницей невменяемого арнгендского короля Шарльва и хотела, чтобы после его смерти трон занял ее сын Регард. Законных детей у Шарльва не было. Анна славилась своей невероятной похотью, а еще злокозненностью – она жестоко расправлялась с теми, кто осмеливался перейти ей дорогу.

– Что-то тут не вяжется. Наверное, я неправильно расслышал.

– Ой, кажется, дела плохи.

На Западном тракте показался всадник. Конь под седоком настолько обессилел, что едва переставлял ноги. Было видно, что животное безбожно загнано. Только вины всадника в этом быть не могло – он был привязан к седлу и находился без сознания.

Горт бросился вперед и поймал коня за уздцы. Животное не сопротивлялось – силы у него кончились.

Хект и Ренфрау подошли ближе. Стряслась какая-то беда. Лошадь и всадник были покрыты засохшей кровью – своей и чужой.

– Огьер, – сказал Пинкус, – на три четверти мертвый.

– Они нам солгали, – отозвался Хект.

– Те святоши? Да ты шутишь. Быть того не может, чтоб священник да соврал. Но – нет. Они тут ни при чем. Взгляни на раны.

Пайпер вместе с Ренфрау обошли вокруг скакуна, который совсем поник и опустил голову до самой земли. Хект отвязал Огьера, и Горт с Феррисом стащили его на землю.

– Он будто с медведем бешеным столкнулся, – задумчиво протянул Хект. – Или с голодным львом.

– Львом? Какие львы, Пайп? В этих краях никаких львов не видали со времен Древней Бротской Империи.

– Да, – согласился Ренфрау. – В древности их использовали в кровавых забавах. Может, они и потом изредка забредали, перейдя через Гибр-аль-Тар, но ко временам праманского завоевания их истребили даже на дальних берегах Родного моря.

– Мне это знать совершенно незачем.

Рука у Хекта слегка заныла – амулет реагировал на остаточное волшебство, исходившее от коня и всадника. Они явно столкнулись с чем-то или кем-то весьма могущественным.

Вокруг начали собираться зеваки из «Рыцаря жезлов». Хект и Ренфрау отгоняли их, пока Горт расспрашивал бывшего дезертира.

Огьер был весь покрыт кровью, но раны его оказались не смертельными. Хотя за жизнь ему побороться придется – раны от когтей всегда начинали гноиться.

Один из постояльцев «Рыцаря жезлов» признался, что немного знаком с целительством. Когда его убедили, что никто не собирается доносить на него церковникам, он взялся лечить раненого.

У служителей епископальной чалдарянской церкви начиналась настоящая шизофрения, когда речь заходила о силах, связанных с Орудиями Ночи. Они выступали против любых сношений с колдунами и ведьмами, хотя некоторые из самых высокопоставленных церковников как раз и считались самыми могучими волшебниками. Тех же, у кого обнаруживался соответствующий талант, но кто не принадлежал церкви, часто преследовали. Особенно когда в дело вступали охотники на ведьм из особого ведомства.

– Ну и? – спросил Хект, когда Пинкус наконец закончил расспросы. – Что он тебе рассказал?

– Сплошная ирония судьбы.

– Какие ты, оказывается, выражения знаешь.

– Ладно, не издевайся. Сейчас все расскажу разом. А потом надо двигать отсюда.

– Давай уже.

– На Огьера и Оберо напали разбойники и ограбили их. Они как раз спорили, убить им путников или оставить в живых, но внезапно стало очень холодно. Сгустился туман. Свет луны померк. Послышались вопли. На Огьера набросилось какое-то когтистое чудовище, у которого из пасти разило гнильем, но что-то его отвлекло, и оно не успело прикончить свою жертву. Он потерял сознание, а очнулся уже на рассвете. Несколько лошадей разбежалось, остальных – так же как и его брата и всех разбойников – чудовище разорвало в клочья. Огьер побрел в Алицею, потому что больше в голову ему ничего не пришло. По дороге он то и дело терял сознание; когда чувствовал приступ слабости, прятался. Говорит, в какой-то момент мимо по дороге проскакали наши святоши. Он пытался их предупредить, но они не услышали. А потом оттуда, откуда он как раз шел, донеслись страшные вопли. Но Огьер не останавливался. В поле ему попалась оседланная лошадь, он поймал ее за уздцы, успокоил, кое-как влез в седло и привязал себя к нему – на тот случай, если вдруг опять шлепнется в обморок. В лесу кто-то зарычал, послышался хруст веток. Лошадь от страха понесла. Постепенно силы ее иссякли, бежать она больше не могла и дошла до города уже шагом. И вот Огьер здесь.

– А что случилось с деньгами?

Кое-кто из созданий Ночи не переносил серебра, очень многие – железа (хотя этого неблагородного металла боялись в основном мелкие духи).

– У того, у кого при себе были монеты, шансов выжить прибавилось.

Горт снова быстро расспросил раненого и вернулся к Пайперу.

– У него при себе было немного серебра, – озадаченно сказал Пинкус. – Разбойники его не нашли. Остальные деньги забрал их предводитель. Но его, как и остальных, прикончило чудовище. Деньги, наверное, еще лежат где-то там.

Горт говорил тихо, но его все равно услышали. Зеваки тут же потеряли интерес к происшествию и заторопились по каким-то срочным делам. Хотя никто из них даже не знал, о какой сумме идет речь.

– Удивительно, правда? – поразился Горт, потом кивком подозвал одноглазого трактирщика и что-то прошептал ему на ухо. – Пайп, пора в путь. Неприятности не ждут.

И они отправились прочь из Алицеи, тогда как куча народу отправилась тоже, но в противоположном направлении.

– Вот болваны, – пробормотал Хект. – Неведомое чудовище только что прикончило восьмерых, а то и десятерых, а у них в голове только деньги. Что ты там нашептал одноглазому?

– Велел позаботиться об Огьере, пока тот не встанет на ноги. Сказал, у Огьера есть деньги. А еще сказал, что в случае чего у «Рыцаря жезлов» будут серьезные неприятности.

– Понятно.

Пайпер понял даже больше, чем хотел того Горт.

Огьер и Оберо, видимо, все-таки приходились ему родней.

Альтен-Вайнберг, сердце Новой Бротской Империи

Принцесса Элспет, графиня фон Супфер, маркиза Руньянская, и прочая, и прочая, приехала в Альтен-Вайнберг, полагая, что император желает отпраздновать ее двадцатый день рождения. Трижды преклонив колена перед своим младшим братом Лотарем, владыкой Граальской Империи, она поняла, что вызвал он ее, скорее всего, совсем по другому поводу. В зале было полно стервятников и воронов, которые теперь окружали Лотаря. Катрин тоже явилась.