– С чего я взял, что это он? – зло ухмыльнулся Палач. – Убийца признал свою вину, стоило мне только дотронуться до его головы. Стоило только показать, что с ним будет, когда я закончу…

Мужчина отбросил кочергу, оперевшись рукой о выступ камина.

Мой взгляд упал на резко сжавшиеся кулаки с набухшими венами.

Колючий холод лизнул поясницу.

– Под пытками люди могут признаться в чем угодно, – пробубнила я неуверенно.

– Лилиана, вы напоминаете маленького ребенка, – вдруг скривился он. – Вам известно, что такое камень-оракул?

Я молчаливо кивнула.

– Он заменяет пророка, – продолжал Грегор. – Человека с даром видеть прошлое. С тех пор, как последний оракул умер от старости, только этот камень может показать, убивал человек в своей жизни или нет. Стоит убийце прикоснуться к камню, как тот краснеет. Окрашивается в цвет крови, которая не смывается с души. Камень чувствует убийц. Остается только выбить признание. Я никогда не занимаюсь людьми, которых камень признал “чистыми". Будь они даже распоследними ворами и мошенниками, если на их руках нет крови, я не обвиню их в убийстве.

– Но его мать, – неуверенно попыталась поспорить я. – На руках ашаи Дерлиша умерла его мать…

– От Клебреллы? – усмехнулся Грегор. – Да, я слышал эту душещипательную историю. А вам не кажется странным, что девять его жертв умерли от точно такого же яда? Не считая многочисленных следов насилия.

Я пожала плечами, совершенно не зная, что ответить.

– Конечно, вам не кажется, – снова жестко усмехнулся он. – Ведь так просто обвинять, не вдаваясь в подробности, правда?

Мне стало стыдно. Так невероятно стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

Неужели все, что мне говорили, неправда?..

Я смотрела на хмурое лицо Черного палача и не могла понять, во что верить. Кому верить. Но что-то глубоко внутри упрямо тянулось вперед. Туда, где блики камина отражались в грустных, черных глазах, скользили по немного впалым щекам и терялись на кожаных перчатках.

– Ашаи Дерлиш был чудовищем, – уже гораздо более спокойно продолжал Грегор. – И он в деталях рассказал о каждом своем преступлении.

Взгляд Палача на миг полыхнул таким отвращением, что я вдруг совершенно ясно поняла: он не просто не наслаждается собственной работой. Он ее ненавидит.

От этой мысли сердце сжалось, будто сдавливаемое тисками грудной клетки.

Я не знала, что сказать. Хотелось подойти поближе, провести ладонью по мужской щеке, стереть с его лица эту дождливую мглу.

– Значит, вы можете заставить человека испытать любую эмоцию? – спросила я тихо, стараясь немного перевести тему.

Грегор снова посмотрел на меня, на этот раз гораздо спокойнее, без черного огня за чертой глаз.

– Не совсем. Что-то дается легко, что-то – нет, – ответил он задумчиво.

А потом вдруг подошел к моему креслу, пододвинул к нему еще одно и сел чуть правее. На расстоянии не более метра.

И вдруг продолжил рассказывать, как будто я – его старая подруга, а вовсе не случайная знакомая.

– Есть сложные эмоции, вызвать которые я могу, лишь прикоснувшись, – звучал его спокойный голос, который неожиданно начал меня успокаивать и даже как будто согревать. – Например, страсть, желание. Или боль. Это очень сложные эмоции. Их значительно труднее контролировать, потому что в теле должны произойти определенные реакции.

– Какие? – с замиранием сердца спросила я, чувствуя, как незаметно меня увлекает его рассказ.

Черные глаза сверкнули алым, на губах мелькнула едва заметная улыбка.

Святая дева, как же красиво он улыбался!

– Например, сердце должно забиться быстрее, – шелковым голосом ответил он, не сводя с меня взгляда. – В венах в этот момент бурлит огонь. Кровь приливает к определенным органам…

Я покраснела, прекрасно понимая, о какой именно эмоции он говорит.

– Но однажды, я уверен, и это удастся мне без прикосновений, – продолжил он спокойно. – Главное практика.

– Понятно, – кивнула я, сглотнув внезапно образовавшийся комок в горле.

И на некоторое время в комнате повисла тишина.

Мужчина внимательно смотрел на меня, и во взгляде не было ничего такого, что могло бы говорить о раздражении или презрении. Ничего такого, что я надумала себе прежде, или что вполне могла бы заслужить своей грубостью.

В какой-то момент Грегор вздохнул, вставая с кресла, и проговорил:

– Вам пора, Лилиана. Меня ждет работа.

Я тоже встала, последовав за ним, со странным трепетом осознавая, что не хочу уходить.

А в соседней комнате на стуле все также сидел заключенный. Мертвенная бледность уже сошла с его лица, сменившись багряной злобой.

Грегор остановился недалеко от двери, внимательно глядя на застывшую меня.

– Посторонним запрещено быть здесь, – тихо проговорил Черный палач, видя, что я не двигаюсь с места.

– И… вы выгоните меня? – спросила я вдруг, чуть склонив голову на бок.

Сердце забилось ужасающе быстро. Словно я бросала Грегору легкий вызов. Или… флиртовала?..

Мужчина долго смотрел на меня прежде, чем спросить:

– Вы уверены, что хотите остаться?

И на выдохе я ответила:

– Да.

Грегор молчаливо прошел к двери, запирая ее на засов, а затем указал мне на небольшое кресло в углу комнаты. Сам он вынул кляп изо рта заключенного, а затем немного развязно сел на краешек стола напротив него. Преступник же теперь не сводил с мужчины напряженного, выжидательного взгляда.

– Ты должен рассказать мне правду, – проговорил Палач.

И сейчас это прозвище как никогда подходило ему. Он выглядел мрачно и пугающе. Сам воздух вокруг его темной фигуры будто начал незримо электризоваться. И несчастный на стуле напротив тоже прекрасно это ощущал.

– Мне нечего вам сказать, – гордо бросил узник и отвернулся. Как мне показалось, через силу.

Грегор, не моргнув глазом, с ледяным спокойствием стянул сперва одну перчатку, затем вторую.

Воздух вокруг начал густеть.

Я бросила на мастера пыток любопытный взгляд, и Грегор тут же ответил, не поворачивая ко мне головы:

– Когда руки свободны, магия двигается быстрее. Я не стану касаться его.

Заключенный вздрогнул и вздохнул, будто бы с облегчением.

– Пока… – прибавил Грегор, вызвав волну дрожи по позвоночнику. И не только у меня.

– Это вы убили вчера ночью Эрению Картэн? – прозвучал спокойный голос, полный ледяного металла.

А я едва успела задуматься над словами. Убита девушка?