– Мой инстинкт самосохранения подсказывает мне, что да, это хуже, чем твое обычное нежелание смотреть действительности в лицо. Хотя ты прав в том, что она тебе действительно не угрожала, просто вела себя гадко. Так что я все равно ничего не смог бы поделать, разве что припугнуть ее немножко. А я ведь ее совсем не знаю, и не могу даже предположить, чем это кончилось бы.

– Я хотел тебе все рассказать, но подумал: если ты вмешаешься, она наверняка нажалуется на тебя в департамент, и у тебя опять будут проблемы.

– Вне всякого сомнения. – Он улыбнулся. – Вот это друг.

– А что за проблемы у Риверы? Я что, сам того не желая, наступил ей на любимую мозоль?

– Дело не в тебе, Алекс. Просто у нее сейчас черная полоса.

– Выдохлась на почве ловли бандитов?

– Может, и это тоже, – сказал Майло. – Но главное – поганый развод. Ее бывший работает в комиссии по поджогам в Ван-Найсе. Неплохой, в общем-то, мужик, но сейчас они с Милли убить друг друга готовы. Один ребенок, понимаешь, вот они и рвут друг другу глотки. Так что Милли сейчас мужиков вообще не очень-то жалует.

– Это она сама тебе сказала?

– Источники сообщили.

Он вошел в дом и сразу направился на кухню.

* * *

Двумя сэндвичами с говядиной и капустным салатом под майонезом и полупинтой молока позже он сказал:

– Как ты с этим справляешься?

– С чем – с этим? – Глупейший в мире ответ, но лучшего я не нашел.

– С анализом пыльцы… о чем, ты думаешь, я могу тебя сейчас спрашивать?

Я пожал плечами.

Майло вымыл стакан с тарелкой и вернулся к столу.

– Со старушкой Милли ты был прямо как доктор Сфинкс – сама загадочность и неприступность, – хотя уверен, что причины для этого у тебя были. Но теперь-то, между нами, мальчиками, ты можешь дать чувствам волю.

– У меня всё в порядке.

Он не настаивал. Просто вернулся к холодильнику и стал шарить там в поисках десерта. Я повторил про себя: «У меня всё в порядке». Воздаяние за ложь последовало немедленно и пришло в форме приступа тошноты, который, возникнув где-то чуть ниже грудины, устремился к гортани. У меня перехватило дыхание, потемнело в глазах, тошнота превратилась в головокружение, так что мне пришлось упереться обеими руками в стол, чтобы не упасть.

Когда и это не помогло, я опустил голову на руки, закрыл глаза и стал работать над замедлением дыхания.

Потом я услышал голос Майло:

– Алекс? – Как будто из дальней дали.

Моя кожа похолодела, стала липкой на ощупь. В ушах гремел пульс. Голова была тяжелой, как железная чушка, а позвоночник превратился в кусок резины, который едва выдерживал ее вес.

Я должен был собраться с силами перед следующей задачей: сообщить новую информацию Робин.

Дверца холодильника захлопнулась. Тяжелые шаги приближались. Мне удалось снизить пульс до не слишком резвой трусцы, но головокружение не проходило, и я продолжал лежать, уткнувшись носом в стол.

Мы с Майло старые друзья, на нашем счету не одно совместно раскрытое дело, и, наверное, из-за этого мы с ним иногда мыслим одинаково, как будто на двоих у нас один мозг.

Вот как сейчас.

– Она у себя, работает? – спросил он. – Ты посиди пока тут, отдохни, я сам с ней поговорю.

Большая ладонь опустилась мне на спину. Тяжелые шаги стали удаляться. Тихо затворилась кухонная дверь.

Время – шесть вечера, место действия – обширная парковка позади «Мексиканской гасиенды» Рубина Рохоса, бульвар Ланкершим, Северный Голливуд.

Через пятьдесят два часа после визита Майло и Милли Риверы. Мой новый отсчет времени.

Бо́льшую часть этих двух суток мы с Робин провели в Санта-Барбаре, где сняли комнату в каком-то бед-энд-брекфасте в стороне от верхней Стейт-стрит и заполняли дни вынужденными развлечениями: гуляли в горах, бродили по пляжу, выходили в море на лодке со Стирнз-уорф и даже прокатились разок на карусели на бульваре Кабрилло.

Короче, делали все, что обычно делают парочки в этом прелестнейшем уголке мира.

Робин приняла новость спокойно, хотя потом долго оставалась непривычно тихой. Я чувствовал себя ужасно виноватым за всю эту заваруху – и так и говорил ей, не один раз, но она, конечно, отвечала мне, что никакой моей вины тут нет, и придумывала нам следующее развлечение. Конечно, хорошо было бы поспать часика хотя бы два кряду, но у меня не получалось отключиться больше чем на пару минут.

Теперь мы опять в Эл-Эй[15], Робин гостит у друзей в Эхо-Парк, а я сижу в полицейской машине без опознавательных знаков, Майло за рулем, Ривера – рядом.

Ресторан – здоровая оштукатуренная коробка из тех, что без счета лепили здесь десятки лет назад, когда участки были дешевыми, а вывески – бесстыдно большими. Теперь его не снесли лишь благодаря хозяину, которому в свое время хватило ума участок купить, а не взять в аренду, как некоторые.

В свои девяносто Рубин держит ресторан больше для развлечения, чем для дела, но благодаря разумным ценам и слоновьим порциям улыбающиеся лица окружают его с утра до вечера.

Шесть часов пополудни – ровно середина ресторанного «счастливого часа». Высокий бокал сладкой «Маргариты» за четыре доллара. Бескрайняя парковка заполнена на три четверти.

Теплый вечер в Эл-Эй. Небо серое от смога, ничего нового.

Первым появляется «Лексус» сливочного цвета: пробирается между рядами других автомобилей, наконец выбирает один из немногих свободных пятачков, останавливается.

Его ждали только через пятьдесят минут.

Шесть ноль три: серый «Форд»-пикап – задняя часть набита садовыми инструментами и мешками с удобрениями, на одном колесе не хватает колпака – тоже въезжает на площадку и паркуется прямо напротив «Лексуса», якобы случайно.

За рулем пикапа сидит полицейский в штатском – Джил Чавес из Северного Голливуда; на нем пропотевшая рабочая одежда, на лице двухдневная щетина. Чавес глушит двигатель, закуривает сигарету и настраивает свою камеру на «Лексус», выводя приближение на максимум и ловя в кадр женщину средних лет, с квадратным лицом, которая сидит за рулем машины сливочного цвета и, опустив окно, неподвижно ждет.

Первое движение она делает в шесть ноль шесть. Поднимает руку и смотрит на часы.

Достает мобильник, набирает какой-то текст.

Отправив сообщение – потом выяснилось, что это была инструкция офис-менеджеру не забыть приобрести еще расчетно-учетных банковских форм «Медикэл» и «Медикэа» – она роскошно зевает, не заботясь о том, чтобы прикрыть рот ладонью. Снова берется за телефон, выходит в Интернет, что-то читает – новостную ленту Си-эн-эн, как мы узнаем позже. Финансы.