какого-либо телесного бытия; во второй он видит его деятельным творцом или раздаятелем форм, в третьей – бытием, одаренным свойствами, как то: знанием и жизнью, в четвертой – сущностью»240. Отсюда очевидно, что дервиши различают четыре момента в саморазвитии Божества. Таким способом, по учению дервишей, Бог «постепенно превратился в тот прекрасный и разнообразный мир, в каком мы живем теперь. Отожествляя Бога с природою, дервиши этим самым утверждают вечность последней. Вот что замечает относительно этого дервишского пункта де Саси: «Мир существует после Бога только по природе своего существования, а не по времени»241.

Из сказанного следует: 1) когда дервиши употребляют слово «творение», то понимают его в пантеистическом смысле; 2) признавая Бога вечным, они представляют его вечно обнаруживающимся, т. е. вечно творящим не один, а многие миры, существа и вещи. Причем все последние в сущности своей вечно остаются одними и теми же и только получают различные формы. В таком именно духе дервиши учат и о творении человечества. Так в «Месневи Шериф» знаменитого Мевлеви говорится, что «все человечество сотворено на небесах, или на одной из небесных сфер задолго, прежде чем Бог сотворил настоящую сферу, и, может быть, прежде всякой планеты, что в этом мире люди продолжают существовать в разнообразных состояниях, прежде чем примут форму человечества, и что, сверх того, они продолжают существовать и после в других формах, прежде чем окончательно возвратятся к своему началу в сферу блаженства, – к Творцу, из которого они истекли»242.

Всякий знакомый с индийской и греческой философией сразу может заметить, что пантеистическое представление Божества и теория эманаций заимствованы дервишами из индийской философии, а способ истечений и учение их о вечности мира и творении человечества и сильной степени напоминают собою греческие философские школы, и в особенности неоплатонизм243. Однако дервиши воображают, что, уча таким образом, они проповедуют настоящее учение Корана, и даже для большей уверенности ссылаются на некоторые места этой книги, где говорится вообще в обыкновенном смысле слова, что Бог, сотворив все, заставит свое творение опять возвратиться к Себе.

Пантеистические же принципы лежат и в основе частнейшего учения дервишей о взаимном отношении Бога к человеку и человека к Богу, т. е. о религии, назначении и обязанностях человека и проч.

Учение дервишества о предопределении, зле, о религиях вообще, христианстве и магометанстве в частности и об их писаниях; о пророках, Иисусе Христе, Мухаммеде, Али, Магди, пирах, муршидах и мюридах

Вопрос о предопределении касается собственно человека и необходимо вызывает за собою другой вопрос о зле; а оба они тесно связаны с учением о религии и нравственности, потому что затрагивают самую основу их – личную свободу человека: без свободы нет ни религии, ни нравственности. Поэтому, прежде чем излагать взгляд дервишей на религию, необходимо сказать о том, допускают ли они предопределение, зло в мире и человеке и проч.? Предопределение как-то не вяжется с деистическим понятием о Боге, какого держится Коран. Но где проповедуется крайний пантеизм, там, по надлежащему, о предопределении не может и не должно быть и речи, или уж оно должно господствовать здесь в абсолютной степени. Дервиши в этом отношении последовательны. Держась пантеистических принципов, все они проповедуют абсолютное предопределение. По их учению, все вещи и существа суть эманации Божества, вся их жизнь и дела в то же время и Божии; поэтому все, что происходит из Бога, не может ничего сделать без Его воли и не может удержаться ни от чего, если Он желает того244. И в этом дервиши совершенно согласны с Кораном, который проповедует фатализм245, и также не упускают случая подтвердить себя его авторитетом. Но в вопросе о зле они держатся не такого взгляда, как Коран246, и даже сами несколько расходятся между собою. Одни из них положительно отвергают существование зла, потому что, говорят они, всякая вещь происходит из Бога, следовательно, должна быть хорошею. Всякий предмет или явление в мире они считают типом красоты и силы Божества. В нечестивых поступках Немруда и Фараона они видят и удивляются всемогуществу Его силы. Один суфийский учитель, Салих Ибн-Абдуллах – из Шистера писал, что «тайна души в первый раз открылась, когда фараон назвал себя богом»247. Держащиеся такого взгляда суфии восклицают вместе с одним из своих поэтов: «Писатель нашей судьбы – прекрасный писатель, и он никогда не напишет того, что дурно»248.

Другие же из дервишей утверждают, что зло в мире существует. Только они говорят, что человек есть не свободный деятель, и каждый из них повторяет слова Хафиза: «Моя душа ввергнута в трактир (грешный мир) рукою Всемогущего. В таком случае скажи мне, учитель, где мое преступление?»249 Впрочем, держащиеся такого взгляда в существе дела не расходятся с предыдущими, а являются только более уступчивыми пред действительностью. Дело в том, что по мнению тех и других суфиев зло вошло в мир только вследствие невежества и есть причина заблуждения и разъединения между людьми. На этот предмет они приводят следующий рассказ. «Четыре путешественника – турок, араб, персиянин и грек – сошлись вместе и порешили иметь общий стол. Так как каждый из них имел только десять парк, то они стали советоваться, что бы купить им на свои деньги. Один говорит: изюму, другой – инеб, третий решил в пользу ингура, а четвертый настаивал на стафилионе. По этому поводу завязался между ними спор, и дело приближалось уже к драке, когда проезжающий мимо них крестьянин, знающий языки всех четырех, принес им корзину винограду. Тут они увидели, к своему великому удивлению, что каждый из них имел пред собою то, чего желал»250. Очевидно, если бы эти лица знали язык друг друга, то спора между ними не возникло бы, потому что все они желали одного блюда, только каждый из них называл его на своем языке. Вот от такого-то невежества и происходит зло. Но это – такого рода зло, что или его можно устранить, как показывает и приведенный сейчас рассказ, или оно есть дело Божественного провидения, почему его и нельзя назвать в собственном и строгом смысле злом. Следовательно, суфии, держащиеся такого взгляда на зло, остаются верными своим пантеистическим принципам. Это подтверждается и тем, что все они без исключения не признают никаких наград и наказаний в будущем, так как это несовместимо с их идеями о возвращении души в Божественную сущность. Наглядным выражением такого убеждения суфиев служат следующие слова четвертого халифа, Али, обращенные к ранившему его убийце, какие влагает