Кадеты получили на выборах совсем немного голосов (примерно 5 % с небольшим), но все-таки это была самая сильная в России либеральная партия. А к либералам – то есть к тем, кто надеялся на путь реформ, а не революции, – Ленин испытывал просто патологическую ненависть.

Члены запрещенной партии были поставлены вне закона, в том числе и уже избранные депутатами Учредительного собрания и получившие таким образом депутатскую неприкосновенность.

Что это означало? Нечто довольно-таки страшное. Что вскоре и подтвердилось.

Члены бывшей конституционно-демократической партии в своей стране больше не охранялись законом. Любой злоумышленник мог теперь делать с ними что угодно, причем безнаказанно.

Многие депутаты-кадеты были сразу же арестованы. А двое лидеров партии зверски убиты в ночь с 6 на 7 января 1918 года ворвавшимися в больницу пьяными матросами прямо на больничных постелях – врач А. И. Шингарев (у него совсем недавно скоропостижно умерла жена, оставив ему пятерых детей; теперь они полностью осиротели) и Ф. Ф. Кокошкин.

Убийцы не понесли наказания: в России начиналось время безнаказанных убийств.

Что же касается реального, а не вычитанного из околомарксистской литературы пролетариата, то в те самые дни рабочие крупнейших петроградских заводов подписали петицию в защиту Учредительного собрания.

Примечательная черта петроградской и московской городской жизни послеоктябрьских дней: многие мемуаристы вспоминают, что тротуары заполнились странной серой массой…

Приглядевшись, можно было понять, что это лузга – шелуха от семечек. Солдаты – и не только они – без перерыва лузгали семечки, а дворники перестали убирать улицы.

Три важных слова – «советская власть», «большевики», «Чека». Как писал не раз упомянутый нами Андрей Синявский, на «этих трех словах, как на трех китах, стоял и стоит – строй. Под него не подкопаетесь».

В дальнейшем выяснится, правда, что все-таки «подкопались».

…Собрался – напомню – II съезд Советов, и Ленин как бы (именно как бы!) получил власть из его рук и стал Председателем Совета народных комиссаров. С 4 ноября 1917 года он, правда, издавал декреты со своей подписью (о мире, о печати и др.) уже безо всякой оглядки на Советы.

Очень удачным было и наименование красные, выпавшее большевикам.

И звезда, выбранная ими главным своим символом.

Большинство и взрослых, и школьников России привыкло думать, что красный флаг как флаг революции появился в конце XVIII века – в годы Великой французской революции.

Но оказывается, это совсем не так. Дальше я буду цитировать и пересказывать статью очень добросовестного (можно доверять!) историка К. Душенко «Рождение красного как цвета революции»[7].

В начале революции – в 1789 году – в Париже появился закон об осадном, или военном положении. Оно вводилось в случае «угрозы общественному спокойствию» и его сигналом был красный флаг, выставленный в главном окне городской ратуши (здание городских властей), а когда осадное положение прекращалось – выставляли белый флаг.

Главное здесь: и красный, и белый флаги – это символы власти.

Когда национальная гвардия шла подавлять беспорядки, перед гвардейцами несли красный флаг как предостерегающий знак.

Современные российские историки продолжают ошибочно писать, что в августе 1792 года на штурм королевского дворца Тюильри революционные толпы шли под красными флагами: «Красное знамя и белое знамя стали символами противоборствующих сторон. Республиканцев и монархистов» (Фельдман Д.).

Французские историки показывают, что это не так. Что представление о красном знамени якобинцев не более чем легенда. Штурм Тюильри совершался не под красным, а под трехцветным знаменем.

Мало того. На могиле одного из руководителей штурма Тюильри были сожжены два флага – белый и красный – как равно ненавистные символы. На одном из революционных праздников летом 1793 года красный флаг был назван «позорным символом роялизма» (роялизм – сочувствие королевской власти, можно сказать – то же, что монархизм), «эмблемой (знаком. – М. Ч.) жестокости и резни». А когда в ноябре того же года повезли на казнь мэра Парижа – за стрельбу по рабочим на Марсовом поле, то следом в грязи волокли красный флаг.

Так откуда же взялось представление о красном цвете как революционном?

А вот откуда.

В далекие-предалекие времена, аж в VII веке до (!) нашей эры красную конусообразную шапку-колпак с остроконечной верхушкой, свисающей вперед, начали носить во Фригии, области Малой Азии. А занесли ее туда скифы… А царем Фригии был известный начитанным школьникам Мидас (таким колпаком он прикрывал свои ослиные уши!), тот самый, кто получил от одного из греческих богов – Диониса – дар превращать в золото все, к чему прикоснется.

Во фригийском колпаке изображали Париса, Энея и других троянских (то есть – из Трои) героев.

Когда две тысячи лет назад Спартак возглавил крупнейшее восстание рабов в Древнем Риме, то он укрепил на древке своего знамени фригийский колпак. Почему? Да потому, что тот издавна был символом свободы: его надевали рабы, ожидавшие скорого освобождения. И в XVII веке очень крупное крестьянское восстание во Франции было названо «восстанием красных колпаков».

А теперь вернемся к Великой французской революции. Вот почему уже упомянутые мной якобинцы (наиболее крайние по взглядам революционеры) стали носить красные фригийские колпаки. И символ Франции – знаменитая Марианна – на баррикадах, с обнаженной грудью, во фригийском колпаке.

И в 1832 году на похоронах знаменитого генерала-республиканца люди шли, пожалуй впервые, под красными знаменами – под цвет именно фригийского колпака! Поскольку трехцветный французский флаг был в их глазах дискредитирован прямой связью с королевской властью… В середине XIX века – в 1848 году и далее – красный флаг все укреплялся в новой, революционной роли и наконец стал в 1871 году флагом Парижской коммуны, после чего перешел уже в руки российских революционеров.

Еще раньше красная гвоздика в петлице стала знаком революционера, а белая лилия – знаком верности королю… Так формировалось будущее противостояние Белой и Красной армии.