Я: Грустно.

Ричи: Говорю тебе, ты давным-давно не влюблен в Кей. Я рад, что ты покончил с ней, – это была не любовь, а привычка.

Интересно, почему тот факт, что Ричи прав, никак не смягчает боль. Скучаю по Кей почти непрерывно. Разлука – как ноющая боль. Становится хуже всякий раз, как беру телефон, чтобы ей позвонить, и вспоминаю, что звонить некому.

Я: Да бог с ним… Что-нибудь слышно от подруги Тиффи?

Ричи: Пока нет. Все время об этом думаю. От каждого вопроса в той записке хлопал себя по лбу: «Да! Черт, как мы это прошляпили?!»

Я: И я.

Ричи: Ты передал ей ответ? Она точно получила?

Я: Тиффи передала.

Ричи: Точно?

Я: Точно.

Ричи: Ладно, извини. Я просто…

Я: Знаю. Я тоже.

* * *

Последние два уик-энда я снимал квартиры через «Эйрбиэнби», гоняясь по всей стране за бойфрендом мистера Прайора. Идеальный повод отвлечься. Познакомился с двумя диаметрально противоположными Джонни Уайтами. Один: язвительный, негодующий, пугающе правых взглядов. Второй: обитает в трейлере, и, пока говорили у окна про его послевоенную жизнь, он курил травку. По крайней мере, развлек Тиффи – записки про Джонни Уайтов неизменно встречаются на «ура». После визита к Джонни Уайту Третьему получил следующее:

Если не остановишься, попрошу тебя написать книгу. Разумеется, чтобы она вписалась в наш формат, придется добавить элемент «сделай сам». Может, будешь у каждого Джонни обучаться какому-нибудь ремеслу? Скажем, Джонни Уайт Первый, поддавшись порыву, учит тебя мастерить книжный шкаф, а потом ты застаешь Джонни Уайта Второго за приготовлением королевской глазури и между делом присоединяешься к процессу… О господи, это же лучшая моя идея! Или худшая… Никак не решу.

Часто думаю, как это, вероятно, утомительно – быть Тиффи. Даже в записках она тратит уйму энергии. Однако находить их очень весело.

Свидание с Ричи на этой неделе отменилось – мало охранников. Получится пятинедельный перерыв. Слишком много для него, да и для меня, как я начинаю понимать. Теперь, когда Кей нет, а Ричи звонит еще реже – меньше охранников означает, что реже выпускают на прогулки и нет доступа к телефону, – оказалось, что даже я могу страдать от одиночества. Не то чтобы совсем некому позвонить. Только все они – не те люди, с которыми хочется поговорить…

Собираясь к Ричи, снял через «Эйрбиэнби» квартиру под Бирмингемом, но бронь пришлось отменить, и в результате в выходные негде жить. Когда решил сдавать квартиру, смотрел на отношения с Кей через розовые очки. Так что теперь по выходным я – бездомный.

Да, придется, ничего не попишешь… Я еду на работу и понимаю, что сейчас единственная возможность за весь день позвонить матери. Выхожу из автобуса на остановку раньше и набираю номер.

Мама, не утрудившись поздороваться: Ты так редко звонишь, Лео!

Закрываю глаза. Глубокий вдох.

Я: Привет, мам.

Мама: Ричи и тот звонит чаще! Из тюрьмы!

Я: Прости, мам.

Мама: Ты понимаешь, как мне тяжело оттого, что мои сыновья не хотят со мной разговаривать?

Я: Вот я звоню, мам. У меня до работы несколько минут, и я хотел кое о чем с тобой поговорить.

Мама, настораживаясь: По апелляции? Звонил Сэл?

Я не говорил маме про подругу-адвокатшу Тиффи. Не хочу зря обнадеживать.

Я: Нет. Про меня.

Мама, подозрительно: Про тебя?

Я: Мы с Кей расстались.

Мама тает. Внезапно превращаясь в облако сочувствия. Ей только того и надо: чтобы сын позвонил и попросил о помощи. А в сердечных драмах она разбирается отлично. Богатый личный опыт.

Мама: Сынок мой! Почему она тебя бросила?

Слегка задет.

Я: Это я ее бросил.

Мама: О!.. Ты? Почему?

Ох… На удивление тяжело говорить, даже маме.

Я: Она устала от моего графика. Я не нравился ей таким как есть – хотела, чтобы я был более общительным. И еще… не верила, что Ричи невиновен.

Мама: Что?!

Жду. Молчание. Мне не по себе – предавать Кей ужасно, даже сейчас.

Мама: Гусыня! Всегда задирала перед нами нос!

Я: Мам!

Мама: А я и рада! Скатертью дорожка!

Я отчаянно хочу сменить тему.

Я: Можно приехать к тебе на выходные?

Мама: Приехать? Сюда? Ко мне?

Я: Ну да. Раньше я по выходным был у Кей. Такой у нас договор с квартиранткой… С Тиффи.

Мама: Ты хочешь вернуться домой?

Я: Ага. Только на эти…

Прикусываю язык. Не только. До тех пор, пока не найду другой вариант. Однако слова вырываются сами собой, чтобы обозначить какие-то рамки; единственный способ сохранить ощущение, что могу сбежать. Приеду домой, она возьмет меня в оборот и не отпустит…

Мама: Можешь приезжать на сколько и когда угодно. Ты меня слышишь, сынок?

Я: Спасибо.

Секунда тишины. Чувствую, что она довольна, а мне снова не по себе.

Надо чаще ее навещать.

Я: А скажи… у тебя сейчас еще кто-нибудь живет?..

Мама, смущенно: Никого, солнышко. Я уже несколько месяцев одна.

Это хорошо. Нетипично, однако хорошо. У мамы в доме вечно водится какой-нибудь мужчина. Почти всегда Ричи его презирает, а я предпочитаю не видеть. В этом у нее определенно дурной вкус: ее тянет к засранцам, хотя уже сто раз обжигалась.

Я: Тогда до субботы. Приеду вечером.

Мама: Жду, сынок. Куплю китайской еды на ужин, согласен?

Молчу. Так мы делали, когда Ричи был дома: на ужин в субботу – китайская еда из «Хэппи Дак» по соседству.

Мама: Нет, лучше индийское. Хочется чего-то новенького. Что думаешь?

– Что случилось? – спрашивает Кен.

Я застыла. Сердце колотится.

– Ничего, прости, все хорошо. – Силюсь улыбнуться.

– Если хочешь, уйдем отсюда, – осторожно предлагает он. – Вечеринка почти закончилась…

Хочу ли я? Минуту назад хотела. Теперь, даже ощущая на губах сладость поцелуя, желаю сбежать. Мыслей в голове нет – мозг генерирует только чрезвычайно бесполезную монотонную ноту паники, долгое громкое «а-а-а-а-а-а», которое эхом отдается в голове.