* * *

Возвращались домой мы вместе. И вместе зашли в его квартиру. Матвей достал из шкафчика початую бутылку водки. Мне понравилось, что он способен хранить у себя открытую бутылку. Не то что иные выпивохи, не умеющие притормозить. И все-таки кольнуло сожаление: выпивка была для него привычным делом. Он и сам признавался, что каждый вечер пропускает по рюмочке. Но ни разу Матвей не предстал передо мной в недостойном виде. Однако курил чрезмерно.

Когда-то я пыталась отучить от курения Игоря. И дым сигарет я переносила с трудом, и за здоровье Игоря волновалась. Игорь таки избавился от пагубной привычки. Но теперь я стала старше и терпимее к недостаткам людей – у кого их нет! Я жалела Матвея, как когда-то Игоря, но не осуждала его. Я даже не подымала разговора на эту тему, полагая, что Матвей – достаточно взрослый и сам знает о вреде курения. Я принимала Матюшу целиком: с его громкой музыкой (теперь я знала причину – его тугоухость), с неодолимой страстью к куреву, к случайным выпивкам. А недавно заметила еще одну страстишку: увлечение лотереями. Я обнаружила у него на письменном столе множество билетиков суперлото. Он складывал в стопочку невыигравшие билеты, не слишком печалясь о неудачах. Однако за все время наших встреч Матвей так и не раскрыл передо мною ни одну из своих тетрадок, куда заносил результаты всех без исключения тиражей.

– Хочешь стать миллионером? – шутила я.

– Для меня деньги не важны, а сам факт выигрыша, – туманно заявлял он. – Выигрыш всегда больше денег. Это предвестник. Вот я красную кружку «Нескафе» выиграл, а следом и ты появилась в моей жизни.

В Матвее удивительным образом сочеталась суеверная тяга к лотереям и глубокая вера в Бога. Они были как две стороны медали – не пересекались и не мешали друг другу. Матвей постился перед православными праздниками, каждую субботу ходил в храм. Однако к моему свободомыслию был терпим и в церковь не зазывал. Попутно открылась и тайна его шабашек: он каждое лето бесплатно месяц-другой работал в монастырях. Я же, воспитанная мамой в светском духе (а может быть, в советском), была далека от всех церковных ритуалов.

Сейчас на дворе стоял декабрь, и до летних путешествий моего нового знакомого было далеко. Матвей налил себе водки и залпом опрокинул стопку в рот. И вдруг огорошил меня заявлением:

– Леночка, а Новый год нам придется провести врозь. Я уже договорился с Коровцом, уезжаю на неделю.

Вот тебе и любимый праздник!

– Если не секрет, далеко собрался?

– Я все собирался сказать тебе, Ленок. Я, я…

– Что, у тебя другая женщина? – Сердце подсказало мне, что сейчас между нами витал чей-то образ.

– Я люблю тебя, Леночка. Ты первая, кто меня понял, заглянул в душу. Еще бабушка была, но она не в счет. Ты прости меня, Леночка.

– За что?

– Что на праздник тебя одну оставляю, но ей, Надюхе, еще трудней. Она выхлопотала свидание и просит к ней приехать.

– Ну-ка, Матюша, плесни и мне водочки, – попросила я.

– Тебе нельзя, девочка. Хочешь, я за столовым вином сбегаю?

– Что за глупости. Иногда все можно. Матвей в нерешительности налил мне рюмку. Затем половинку отлил назад, в бутылку.

– Тебе вредно пить сорокаградусную, Ленок. Мне Гальчик рассказала твою историю. Знаю, что ободок твой не просто украшение.

Я взяла рюмку.

– Я сейчас в порядке, Матюша. Лучше расскажи, как вы с Надеждой жили, почему ты от жены Ирины ушел?

– Долгая это история. Ты знаешь, я по монастырям ездил, трудником работал. Одно лето в новгородском монастыре Варлаама Хутынского провел. Это, между прочим, женский монастырь… Ну, там с Ириной и познакомился.

– Не поняла. Как ты в женском монастыре оказался? Ты монашенку соблазнил?

– Сразу видно, что ты далека от церкви. В женском монастыре тоже ведь мужские руки требуются. Но там все не так, как ты думаешь. В любом монастыре есть корпус для приезжих. И он отделен от монашеского. А приезжие, трудники, все вместе работают: и мужчины и женщины. Да и в трапезной вместе, разве что почивальни раздельные. Там, как в казарме, койки в два яруса. В сезон особенно много разного люда приезжает.

– Но как же в таком столпотворении молиться, как на духовном сосредоточиться?

– Как в церквях молятся? Плечом к плечу с остальными. Все в едином порыве к Богу мысли обращают. По сути, каждый один, сам по себе, и все вместе. Так вот. Там храм есть замечательный – пять серебряных куполов! Утром и вечером – служба, моление. А остальное время братья и сестры – послушаются, работают.

– Значит, вы работали вместе?

– Да. Она, как и я, паломничала. А свели нас дровишки. Я колол их, она в поленницу укладывала. Так и познакомились. Она тоже питерская оказалась. Домой уехали вместе. Позднее поженились.

– Обвенчались по-церковному?

– Как раз нет. Расписались, когда Великий пост наступил. Грех, конечно, но мы торопились: она уже беременна была. Но венчание отложили, не положено в это время. Потом ее мать умерла, снова обряд отодвинули. Потом она ребеночка потеряла на шестом месяце. А после этого у нас раздоры пошли, и она не захотела наш брак по-церковному скреплять.

– Не пойму, Матвей, я верующих. Одновременно и молятся и грешат, живут невенчаные.

– Ну, Лена, все мы люди-человеки. Главное – покаяться, стараться делать добрые дела. Тогда Бог укрепляет наш разум, и мы становимся чище, возвышеннее. Что же касается Иры, моей бывшей жены, она скорее моде следовала, чем с верой в сердце жила. Теперь, я слышал, к католикам переметнулась.

– А где она работала?

– В ЖЭКе, инспектором. Платили не ахти, вот она и пилила меня, мол, должен зарабатывать. Ее можно понять, женщине и одно хочется в доме устроить, и другое, а денег нет. Особенно ее бесило, когда я после работы за свои труды садился – изучал философов, делал заметки. Она это блажью считала. Ну и еще ее раздражало, что я деньги на лотерейные билеты тратил… Восемь лет мы с Ириной прожили, потом с Надюхой сошлись. И уже второй год я один кукую. Жаль, что тот ребеночек у нас тогда не случился, а больше Ира не беременела. Так что одна только Лизонька, Наденьки дочь, и есть у меня. И то пока ее мамочка на отсидке. Может, музычку включим? – робко попросил он.

Я пожала плечами. Матвей снова закурил. Было видно, что он разнервничался от воспоминаний.

– Расскажи лучше про свою жизнь. Ты в достатке росла?

– Какой достаток, Матюша. Мама у меня учительницей работала в школе, с отцом я, только когда выросла, познакомилась. Он тоже был учителем. Нет, мы скромно жили. Это нынче моя судьба такой зигзаг выдала, богатством одарила. И представь, я к этому никогда не стремилась. С большими деньгами, оказалось, столько мороки: вложить, сохранить, нарастить… Не по душе мне все это. Веришь?

– Я тебе во всем верю. А твой случай мою теорию только подтверждает. – Матвей кивнул в сторону затрепанных тетрадок. – Выигрыш дается человеку не просто так. Это от Бога награда.