Одновременно шла учеба в ГИТИСе, Арина училась легко, время бежало с удвоенной скоростью. Дни, недели, месяцы неслись без счета.

Однажды из телефонной трубки прозвучал далекий, знакомый голос Левки Михеева. Общие знакомые рассказывали Арине, что он вроде бы женился и уехал в Америку то ли стажироваться, то ли на ПМЖ, а еще говорили, что Левка бросил пить.

– Привет, Ариш. То, что ты молодец, я всегда знал! – бодро начал он. – Вот звоню с поздравлениями. Сегодня скупил в магазине все экземпляры твоей книжки, буду раздавать, рекламировать. Правда, сам еще не читал, но прочту обязательно, – сбиваясь, говорил Левка.

«Трезвый», – усмехнувшись, отметила про себя Арина, а вслух спросила:

– Так ты в Москве? А как же Америка?

– Куда я денусь с подводной лодки. Шут с ней, с Америкой, все это в прошлом. А ты сама как? Может, повидаемся?

– Может, – ответила она.

Встреча их несколько раз переносилась, откладывалась, и повидались они лишь на похоронах Ивана Петровича. Но про тот окаянный день Арина предпочитала не вспоминать… Пусть прошлое остается в прошлом.

Обиды на Михеева тоже забылись, теперь недолгая замужняя жизнь представлялась Арине далекой, как сон, как чей-то чужой сон…

А Левка Михеев в конце концов стал весьма преуспевающим адвокатом. В интернете она без особого труда нашла координаты его конторы и позвонила. Но не тут-то было: злющая, как цепная собака, секретарша наотрез отказалась соединять ее с шефом:

– Представьтесь, пожалуйста. Лев Петрович сейчас занят, оставьте ваши координаты, мы обязательно вам перезвоним.

– Передайте Льву Петровичу, что звонила его бывшая жена. По поводу алиментов. Долги надо платить! – позвонив в третий раз, соврала Арина и повесила трубку.

Настроение у нее было хуже некуда, навалилась усталость, но надо было садиться за компьютер. Прислав аванс, госпожа фон Паппен настойчиво интересовалась, как продвигается работа.

– Добро пожаловать в наш серпентарий! Ты – Ливнева? Мне сказали ввести тебя в курс дела. Пошли покурим. Не куришь? Молоток. Тогда рядом постоишь… – с кривой улыбочкой приветствовала Варю курчавая, смуглая брюнетка, она была старшей женской группы кордебалета, куда Ливневу поставили сразу после прихода в Большой театр.

Такова обычная практика: почти каждый танцовщик из двухсот пятидесяти человек балетной труппы Большого прошел школу кордебалета. Год, два или три – бывает по-разному, кому как повезет. Важно не задержаться там на всю оставшуюся жизнь.

Вера Глухова, так звали брюнетку, была вечной кордой, предпенсионной, давно смирившейся и, возможно, поэтому не очень зловредной.

– Ну, чего молчишь? Не боись, мои ядовитые железы высохли лет двадцать назад. Хотя вообще-то с гадюками у нас все в порядке. Две трети состава – бабье, за спиной болтают что угодно. Привыкай и не расслабляйся. Скажи, ты пропуск «в рай» уже получила? Ну, ок, – хохотнув, продолжила Вера и, достав крошечный металлический пистолетик, оказавшийся зажигалкой, прикурила.

Под ее пристальным, откровенно изучающим взглядом Варя смутилась, выдавила из себя улыбку.

– Напрасно улыбаешься. Это талисман мой, – помахав зажигалкой, объяснила Вера. – Между прочим, за все годы на сцене – ни одной серьезной травмы!

Примет, суеверий, оберегов и талисманов у Веры было великое множество, казалось, она их коллекционирует на все случаи жизни: плохие, хорошие, очень плохие, к деньгам, к болезни, к замужеству, к одиночеству, к беременности… В гримерке на ее столе мирно уживались самые разноконфессиональные атрибуты. По соседству с маленьким «Николаем Чудотворцем» и склянкой святой воды у нее стоял горшок с денежным деревом, на котором висела берестяная «ловушка для снов» и привезенный из Турции синий «глаз Фатимы» от порчи.

Разумеется, в ее арсенале имелись и сугубо театральные приметы.

– …На сцену выйдешь, брось куда-нибудь в угол монетку, – велела она Варваре, когда та перед первым спектаклем, зябко обняв себя за плечи, стояла и смотрела на огромную сцену.

– Какую монетку?

– Любую.

– Зачем?

– Если говорю, значит, надо! – отрезала Вера.

Варвара послушалась, Глухова в театре – человек бывалый, и лучше с ней не спорить.

Каждый раз перед спектаклем, стоя в кулисе, Вера быстро крестилась и, как молитву, шептала слова благодарности сцене:

– Люблю тебя, моя кормилица. Спасибо.

Другие танцовщицы тоже крестились, но над Глуховой все же посмеивались, называли Суеверкой, пусть и не в открытую. В корде она пользовалась большим авторитетом.

– Мы – всегда нарасхват! – с гордостью говорила она. – Без нас в балете, как в опере без хора, – ни-куда! Это солистку могут в план не поставить, на гастроли не взять, а кордебалет был, есть и будет! Хотя ты у нас, Ливнева, судя по всему, птица залетная… – обводя Варю опытным взглядом, прибавляла Вера, по характеру она была незлой, просто за время работы огрубела, «закалилась в боях». Театр – вечный бой, конфликт интересов, житейских, сиюминутных настроений, симпатий и антипатий, это ссоры, интриги, романы, бурные разрывы…

– Помню, как-то раз, сто лет назад дело было, мы танцевали, кажется, в «Спартаке», а спектакль совпал со Страстной пятницей. Так вот, после первого акта только пошел занавес, с колосников на сцену рухнула какая-то часть декорации, тяжелющая такая хреновина! Чудо, что меня не задело. Я в полуметре стояла! – рассказывала Варваре Глухова. – Предупреждение мне было, понимаешь? С тех пор я всегда в Страстную отгулы беру. Раньше-то в пост театры вообще закрывали. – Обычно она травила свои истории во время длинных переходов из гримерки на сцену.

После ремонта женский кордебалет помещался на седьмом этаже, а сцена – на втором, во время спектакля лифтом пользоваться запрещалось. Так что «маленьким лебедям» приходилось летать самостоятельно.

– А в опере тоже свои феньки. Один баритон при мне, мы половецкие в «Князе Игоре» репетировали, взял партитуру, сунул себе под жопу и уселся на сцену. На удачу! Кстати, оперные примы за спектакль получают чуть не в два раза больше наших! У них небось скулы сводит от зависти! – Тут Вера мечтательно закатила глаза. – Был у меня один тенор, сладкий такой…

Она давно приметила, что Варвара – не из болтливых и, выбрав ее конфидентом, с удовольствием делилась подробностями своей богатейшей личной жизни. Глухова была замужем третий раз, нынешний муж был намного ее моложе, но это нисколько не мешало ей иметь любовников.

– И приятно, и полезно.

– В смысле здоровья? – спросила Варя и покраснела.