— Что ты такое говоришь про папу, Йохан?

Йохан несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и потом сказал:

— Все теперь поймут, что папа не виноват, он тут ни при чем, что эти девушки пропали. Ты понимаешь, люди наконец поймут, что это не он сделал.

— Ты о чем вообще говоришь?

Роберт встряхнул Йохана, внезапно почувствовав, как в груди захолонуло.

— Мамаша ходила в поселок и слышала, что нашли убитую девушку, а вместе с ней тех двоих, которые пропали. Ты понимаешь? Девушку убили сейчас, никто теперь не сможет сказать, что это сделал наш отец.

Йохан засмеялся, в его смехе слышались истеричные нотки. Роберт все еще не мог до конца поверить в то, что услышал. С тех самых пор, когда он нашел отца на полу в сарае с веревкой на шее, он мечтал и представлял себе, что в один прекрасный день услышит те самые слова, которые сейчас произносил Йохан.

— Ты не шутишь? Потому что если это шуточки, тогда я из тебя все дерьмо вышибу.

Он сжал кулак, но Йохан продолжал смеяться своим истерическим смехом, слезы лились по его лицу. И Роберт понял, что это слезы радости. Йохан потянулся к нему и обнял Роберта так сильно, что у того перехватило дыхание. И он понял, что все сказанное братом — чистая правда, и тоже обнял его в ответ, как только мог. Наконец их отец будет оправдан. Наконец они и мать смогут ходить по поселку с высоко поднятой головой, и никто не будет шептаться за спиной и показывать на них пальцем, как прежде. Они все заткнутся со своими вонючими сплетнями. Двадцать четыре года они трепались и поливали дерьмом их семью — пусть стыдятся.

— А где мать? — Роберт разжал объятия и вопросительно посмотрел на Йохана, который начал непроизвольно хихикать. Он попытался сказать что-то, но его так сильно разбирал смех, что Роберт ничего не понял. — Что ты говоришь? Успокойся и скажи ясно. Где мамаша, я спрашиваю?

— Она пошла к дядьке Габриэлю.

Роберт помрачнел:

— А какого хрена она делает у этого гада?

— Режет правду-матку, как я думаю. Я никогда не видел, чтобы мамаша так распалялась. Когда она вернулась домой и рассказала о том, что услышала от людей, она тут же собралась пойти к Габриэлю, чтобы объяснить ему, как она сказала, кто он такой. Чтобы Габриэль узнал, что он сделал. Но вообще ты бы ее видел! Волосы дыбом, из ушей разве что дым не валит! Вот такое кино.

Когда Роберт представил себе Сольвейг со вздыбленными волосами и пыхающую клубами дыма из ушей, он тоже засмеялся. Он всегда помнил мать еле волочащейся бормочущей тенью, так что представить ее в виде разъяренной фурии было действительно очень смешно.

— Хотелось бы мне посмотреть на рожу Габриэля, когда она к нему ворвется. А там еще тетка Лаине, не забудь.

Йохан сделал довольно противную физиономию, начал крутить руками и произнес занудным голосом, изображая тетку:

— Но, Сольвейг, дорогая Сольвейг, не надо употреблять такие слова.

И братья от смеха покатились по полу.

— А ты об отце хоть иногда думаешь?

Вопрос Йохана заставил их обоих вновь посерьезнеть. Роберт немного помолчал, потом ответил:

— Ну да, думаю, конечно. Хотя мне трудно вспомнить что-нибудь другое после того, как я увидел его тогда, в тот день. Я вспоминаю, какой он был счастливый и как он шутил, как кружился и подбрасывал меня в воздух. Но я это вижу как бы со стороны, вроде фильма.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Они лежали на полу бок о бок и смотрели в потолок. Дождь продолжал стучать по крыше. Йохан сказал тихо:

— Ведь он же нас любил, Роберт?

Роберт ответил так же негромко:

— Любил, Йохан. Конечно, он нас любил.

Эрика услышала, как Патрик стряхивает воду с зонтика у двери, медленно поднялась с дивана и пошла его встречать.

— Привет!

Патрик вопросительно огляделся вокруг. В доме воцарились тишина и покой. Судя по всему, он этого явно не ожидал. Вообще-то Эрика на него немного дулась, потому что за весь день Патрик ни разу ей не позвонил. Но Эрика была очень рада видеть его дома и решила помиловать. Она очень хорошо знала, что он примчится, стоит ей только позвонить ему на мобильный, и ни секунды не сомневалась, что Патрик вспоминал о ней тысячу раз за день. Она также не сомневалась в крепости и надежности их отношений, и ей было очень приятно это чувствовать.

— А где Конни и бандиты? — спросил Патрик, понизив голос, потому что не был уверен в том, что оккупанты не затаились где-нибудь поблизости.

— У Бритты на голове почему-то оказалась миска с колбасой и макаронами, и после этого им вдруг расхотелось оставаться здесь. Такие вот неблагодарные люди.

Эрика ощутила несказанное удовольствие, увидев изумленное лицо Патрика.

— Я просто-напросто вышла из себя. Иногда люди переходят все мыслимые и немыслимые границы. Похоже, что с этой частью моих родственников нам не придется общаться ближайшую сотню лет. Но я почему-то не очень горюю по этому поводу. А ты как?

— Нет, конечно, боже упаси. — Патрик вопросительно поднял брови и внимательно посмотрел на Эрику. — Ты что, действительно это сделала: вывалила ей на голову полную миску харчей?

— Честное благородное слово, все мои хорошие манеры и воспитание как ветром сдуло. Теперь мне рая не видать как своих ушей.

— Ты сама ангелочек, я с тобой и так как в раю, так что, может, и ничего…

Патрик пощекотал ее шею как раз там, где ей было щекотнее всего, и Эрика со смехом отодвинулась от него.

— Давай я приготовлю горячий шоколад, а ты мне расскажешь во всех подробностях про Величайшую Битву Всех Времен и Народов.

Патрик взял Эрику за руку, повел в кухню и помог сесть за стол.

— Ты выглядишь усталым, — сказала Эрика. — Как твои дела?

Патрик вздохнул, смешивая «O'boy» с молоком.

— Как тебе сказать… Дело чуть сдвинулось, но не более того. Нам еще очень повезло, что криминалисты проработали место преступления до того, как погода поменялась. Если бы мы нашли их вчера, а не позавчера, дождь бы все испортил. И большое тебе, конечно, спасибо за материалы из библиотеки. Они здорово пригодились. — Патрик сел напротив Эрики в ожидании того, пока шоколад сварится. — Ну а ты как? Как себя чувствуешь? С малышом все в порядке?

— У нас все хорошо, наш будущий футболист бодр и весел, как обычно, и день у меня выдался просто замечательный, потому что я выставила наконец Конни и Бритту. Это именно то, что нужно: избавиться от оравы полоумных родственников и потом спокойно почитать.

— Здорово. Тогда мне не надо ни о чем беспокоиться.

— Нет, конечно, ни капельки.

— Ты хочешь, чтобы я попробовал завтра остаться дома? Может быть, в крайнем случае мне придется уехать ненадолго, но я постараюсь быть поблизости.