сказал:

– Всем ребятам примеры.

Он глубоко затянулся и выпустил дым. Собака недовольно фыркнула.

– Не фырчи, помогали тебе, потерпишь теперь. Во бабы, а? Все им не так.

Ванечка сказал:

– Ой вы, бедняжки.

– Это еще почему? – спросил я.

У Ванечки были очень ясные, яркие зеленые глаза, взгляд казался почти светящимся, как у ночного зверька.

– Потому что, – сказал Ванечка. Он докурил сигарету быстро, буквально в две затяжки. – Потому что вас отправят на скотобойню.

Он странно говорил, сильно давил на звук «а», и всюду его вставлял, где должно было быть «о», а еще иногда скрежетал зубами.

– Эмаль сдерешь, – сказал я. – Будет больно жевать. Почему ты говоришь – скотобойня?

– Ну просто скотобойня. А ты не знаешь ничего. Собака такая счастливая. Чудо.

И правда, подумал я, мы только что наблюдали чудо рождения жизни. Это грязно, кроваво, но в то же время удивительно. Мне совершенно не понравилось, однако я впечатлился.

– Интересно, женщина, когда рожает, так же дышит? – спросил Андрюша.

– Не знаю, дрочер, не знаю. Эй, Иван, так что за скотобойни?

Ванечка пожал плечами, погладил собаку, в зубах у него все еще была недокуренная сигарета.

– Не хочу вас расстраивать.

Алеша сказал:

– Да ты ведь точно и не знаешь. Это городская легенда.

– Легенда, – сказал Ванечка. – Но я все знаю точно с самого рождения.

– Дурачок у тебя старший брат? – спросил Боря. – У меня тоже.

Володя дал ему подзатыльник.

Я смотрел на собаку.

– Надо дать ей имя, – сказал я.

– У нее имя уже есть. Найда ей имя, – сказал Ванечка.

Найда вылизывала своих щенков, и меня это очень тронуло. Они были совсем еще маленькие. Все живое стремится к любви, и мне это долго казалось странным, а теперь вдруг перестало таковым казаться.

Ванечка сказал:

– Скотобойни – это где убивают петухов, вы что, не знаете?

– Нет, – сказал я. – На скотобойнях убивают скот. Свиней, коров. А птиц убивают на птицефабриках.

– Да уж, – сказал Боря. – Поверь мне, Ваня, у нас с брательником бабка и дед на скотобойне работают. У меня пушка есть оттуда, я покажу.

Но Ванечка не слушал ни меня, ни Борю. Он сказал:

– Петушков.

Алеша сказал Ванечке:

– Хватит.

– Петушочков.

Андрюша сказал:

– А ты потом расскажешь нам про скотобойни?

– Если добудете творогу для Найды, – сказал Ванечка и шмыгнул носом.

Мы, конечно, пошли добывать творог для Найды, но вовсе не для того, чтобы узнать какую-то глупую городскую легенду.

Запись 16: СКАТАБОЙНИ

АРЛЕН ПАПРАСИЛ МИНЯ НАПЕСАТЬ О СКАТАБОЙНЯХ. РАСКАЗЫВАЮ О СКАТАБОЙНЯХ. НИЧИГО НЕТ СТРАШНЕЕ ЧЕМ СКАТАБОЙНИ. СКАТАБОЙНИ САМАЕ СТРАШНАЕ. КАГДА ЧИЛАВЕК БАЛЕЕТ ЛЮДИ ИС ЧЕРНЫХ МАШИН ЕГО НЕ УБИВАЮТ А ТОЛЬКА УВОЗЯТ НА СКАТАБОЙНЮ. ТАМ ЕМУ ВСЕ ВРЕМЯ ВЫРИЗАЮТ ОРГАНЫ И ОТПРАВЛЯЮТ В КОСМАС ДЛЯ КАСМИЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ И ШТОБЫ ДЕЛАТЬ БИОТОПЛИВА. А ОРГАНЫ ВСЕМ ПОДХОДЯТ ПАТАМУ ШТА ОНИ ВАЛШЕБНЫЕ. ЕСЛИ ЧИЛАВЕК НИ САШЕЛ С УМА ОН МОЖИТ СРАЖАТЬСЯ НА БОЛЬШИХ КАСМИЧЕСКИХ КАРАБЛЯХ И ДРУГИХ ПЛАНЕТАХ. А ЕСЛИ ЧИЛАВЕК САШЕЛ С УМА ТО ЕГО ВСЕВРЕМЯ ПАТРАШАТ.

А КАГДА ЧИЛАВЕК МОЖИТ СРАЖАТЬСЯ ТО ОН ВСЕ РАВНО СУПАВОЙ НАБОР ДЛЯ КАСМИЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ ШТОБЫ НИКТО НИ УМИРАЛ.

ЧИЛАВЕК ОТ ЭТАГА УСТАЕТ И УМИРАЕТ.

НА БАЛЬШИХ ФАБРИКАХ ПАТРАШАТ СУМАШЕДШИХ ЛЮДЕЙ АНИ КРИЧАТ НУ И КТО СУМАСШЕДШИЙ?

ПАКА.

Запись 17: Набережная

Я так устал, и всё в огнях.

Не могу заснуть, а когда пытаюсь, то огней становится еще больше.

Андрюша посоветовал мне записать свои мысли, если запишу – успокою себя и так засну. Надо спать, я уже долго не спал. Но мне сейчас так хорошо!

Максим Сергеевич действительно повел нас на набережную, и вечер получился совсем чудесный, очень особенный.

Жаль, конечно, что с нами не пошли Ванечка и Алеша. Мне показалось, что мы можем подружиться. В любом случае, теперь мы будем навещать Найду и обязательно пообщаемся еще.

Набережная на самом деле оказалась такой красивой, я почему-то (хотя теперь сам не понимаю, почему) совсем этого не ожидал. Все было залито рыжими огнями, с моря дул свежий ветер, а с неба уставились на нас низко висящие, яркие звезды. Целиком и полностью весь мир сиял.

Пахло не только морем, а еще и всякой вкусной едой. То и дело нам встречались красивые фонтаны с морской водой. Продавали мороженое, и Максим Сергеевич купил его нам.

Вот что мы получили:

Я: Эскимо.

Андрюша: Фруктовый лед, апельсиновый.

Боря: Пломбир в вафле.

Володя: Рожок шоколадный.

Фира: Шербет.

Валя: Мороженое-елочка.

Какое же оно было вкусное, мороженое, вкуснее, чем дома! Я не очень хорошо отношусь к потреблению, но потребление мороженого мне нравится. А Фире и Вале купили в специальном магазине эфирные масла: розовое, лавандовое и чайного дерева. И два глиняных кулончика (они как маленькие амфоры), куда эти масла нужно капать, и они будут пахнуть. У Фиры теперь есть красный кулончик с желтыми пятнами, а у Вали – синий с одним большим зеленым пятном посередине.

Я искал варенье из роз для мамы, но пока что его не нашел.

Володя сказал:

– А если девчонкам можно всякие пахучки покупать, можно мне серебряный перстень, как у авторитета?

– Нет, – сказал Максим Сергеевич. – Могу тебе купить ракушку. Хочешь?

– Да я таких сколько угодно найду на пляже.

Зато Максим Сергеевич (не без корыстного умысла) разрешил нам пострелять в тире. Мы, конечно, выиграли всех трех красивых кукол и одного крокодила. Крокодила решено было оставить в нашей мальчишечьей комнате, кукол отдали девочкам, только одна осталась бесхозной, причем самая красивая, потому что ее не смогли поделить.

Потом мы катались на колесе обозрения, и я видел город с высоты птичьего полета. Ветер гудел у меня в ушах, он поднялся сильный и бил прямо в лицо. Боря свесился вниз и плюнул в толпу. Я на него, конечно, нажаловался Максиму Сергеевичу, а Максим Сергеевич сказал:

– Я бы и сам с радостью так сделал, жаль, я уже взрослый.

Я сказал:

– Что-то вы больно нас балуете и щадите.

– Только ты, Жданов, не любишь, когда тебя балуют и щадят.

Потом мы покатались на цепочных каруселях, и Боря так раскачивался, что его откинуло назад и он ударил меня железной перекладиной прямо по коленям. Не знаю, специально он или нет. Говорит, что все вышло случайно, но я ему не верю.

Колени у меня потом сильно болели, и сейчас болят, а еще на них огромные синяки.

Но какой же был полет. На цепочной карусели не то, что на колесе обозрения.