и затягивает сапоги, пытаясь содрать их с ног. Куда ни кинь взгляд – повсюду липкая грязь. Погода меня круто подвела, прошедшие морозы, создавшие из полей просто образцовые плацы, не хуже асфальтовых, вдруг, словно по мановению волшебной палочки, вызванной оттепелью с дождем, превратились в болота. Но деваться некуда, необходимо сплачивать и налаживать взаимодействие старых смоленских и новых «областных» городских полков между собой. И лучше это проделывать пусть даже на таком болоте, нежели на поле боя.

Рядом со мной Клоч, прикрыв рот ладонью, зевает, вздрагивая при этом процессе всем телом. Кроме него, не выспавшимися, сонными глазами осматривают медленно просыпающийся лагерь другие полковники. Последние несколько суток я заодно с не очень умелыми новичками методично выматываю командный состав, причем каждый по-своему. До почти восьми тысяч вооруженных бойцов, большинство из которых необстрелянные новобранцы, с большим трудом удавалось доводить команды, а уж как они исполнялись – просто фантастика. О чем вообще говорить, если в некоторых особо отличившихся подразделениях бойцы даже не знали, вернее не могли вспомнить ни номера своего подразделения, ни собственные личные данные, ни данные своих командиров. Пехотинцы отдельных батальонов и рот Вяземского и Дорогобужского полков на учениях стояли просто вооруженной толпой, раскрыв от удивления рты, вообще не воспринимая команды, не говоря уж о перестроениях. Выяснилось, что призывников, загнанных по осени в спешно возводимые бараки, использовали главным образом все это время для различных хозяйственных работ – вот и получился такой наглядный результат. Причем их труд использовался зачастую для личных или иных корыстных нужд казнокрадов-командиров. Как тут не вспомнить «генеральские дачи» с подневольным трудом срочников! Оттого приходилось одновременно заниматься еще и кадровой работой, переназначать часть командного состава и арестовывать не справившихся со своими обязанностями командиров.

Но даже с более прилично подготовленными бойцами при такой скученности происходит беда – каким-то таинственным образом разлаживаются все ранее наработанные связи. Ротные зачастую безуспешно ищут по всему лагерю своих взводных, взводные – десятников, десятники – звеньевых с рядовыми. Прекрасно себя показали и ни грамма на людях не растерялись только уже понюхавшие пороху смоленские полки ветеранов.

– Бронислав, поднимай лагерь, – обратился я к спящему с открытыми глазами полковнику, – общее построение через один час, исполняйте!

– Слушаюсь, государь!

Бронислав направился к сигнальщикам. Через минуту над лагерем разнесся рев трубы, и из войлочных палаток стали выползать бойцы. Ротные, выстроив своих подопечных в колонны, предупредив о предстоящем общем построении, направляли их к полевым кухням. Со всех сторон доносились крики:

– Рота подъем! Рота стройся!

Бронислав, проводя задумчивым взглядом прошедшую мимо нас колонну дорогобужцев, оптимистично заявил:

– Государь, а ведь быстро они сегодня на завтрак построились и уже хлюпают, даже четверти часа не прошло!

Я лишь многозначительно промолчал, в уме прикинув, сколько за это время можно километров пробежать, а также вспомнил сержанта с горящей спичкой…

– Пойдемте сами завтракать, заодно сегодняшний день спланируем! – позвал я своих комбатов и полковников в штабную палатку, а по совместительству «офицерскую» столовую.

От мощных порывов ветра над головой время от времени хлопали стены нашего матерчатого штаба, а от стола распространялся аромат гречневой каши с рыбой вместе с чамкающим звуком – «генштаб» изволит завтракать. Я, помимо пищи, пережевываю в голове планы на сегодняшний день. Точнее, размышляю о том, что делать с недавно арестованными проштрафившимися горе-командирами, которые вместо вышколенных бойцов привели ко мне в Смоленск какие-то вооруженные стройотряды. По окончании завтрака штабу было объявлено мое решение насчет дальнейшей участи разжалованных командиров.

– Немедленно стройте все войска в одно каре, а внутри него разместите поротно проштрафившихся воровских командиров! Я вас всех научу Родину любить! – гаркнул я напоследок, прихлопнув ладонью по столу.

«Генштаб» мигом повыскакивал со своих мест, никто из присутствующих явно не горел желанием подвергнуться остракизму и опале с моей стороны.

Приказал преступников прогнать между строем их бывших рот. Когда мной обдумывалось, как именно казнить провинившихся командиров, мне вспомнились пруссаки времен Фридриха Великого с их шпицрутенами. Как и было задумано, живыми из этого «прогона» никто из них не вышел. Ратники здорово орудовали тупыми концами копий, проверяя, так сказать, на практике недавно обретенные знания. Стоящему в ряду последнему десятку с мечами наголо даже не пришлось их опробовать, ни один из преступников до них не дополз.

За всем этим действом с любопытством наблюдала вся рать, выстроившись в огромное каре, окружив импровизированное место казни со всех четырех сторон. Будем надеяться, что дурной пример наукой для большинства из них все-таки станет.

По окончании этой показательной казни дело с боевой подготовкой быстро пошло на лад. Экзекуция впечатлила и командный состав, и рядовых. Все сразу и все осознали!

Не успели войска выгрузиться в Гнездово, а уже сегодня еще впотьмах к смоленским причалам после долгой «зимней спячки» начали прибывать речные караваны, снаряженные иногородними отделениями «РостДома». Первыми речную навигацию открыли городские отделения, разбросанные по берегам рек Днепровского бассейна. Причем скопившуюся за зиму прибыль в столицу направили не только подвластные Смоленску города, но и редкие отделения, присутствующие в других русских княжествах.

Ладьи и дощаники были под завязку загружены самыми ходовыми на Руси товарами – мехом, медом, воском. Естественно, присутствовали, но куда как в более скромных объемах, серебро с золотом в виде слитков, монет и ювелирных изделий.

Подводы, запряженные упряжками лошадей, при помощи срочно прибывших охранных подразделений дворцов и портовых ярыг, под непосредственным контролем служащих СКБ быстро загружались товаром и направлялись по назначению к соответствующим складским службам.

Так, подводы с мехом, воском, дорогими тканями сразу везли на склады Налогово-таможенной службы. Более дешевые материалы проваливались в «черную дыру» местного происхождения – шли на нескончаемые нужды Хозяйственной службы ГВУ. В хранилища же СКБ поступали только драгметаллы и изделия из них. Смоленский Княжеский Банк вместе со всем своим разросшимся хозяйством был, пожалуй, самым охраняемым городским объектом.

Служащие СКБ, под моим непосредственным контролем, тщательно описывали, измеряли и взвешивали драгоценности, затем спускали их в перекрытые множеством дверей и решеток подземные хранилища. Отсортированные драгметаллы складировали и опечатывали в тяжелые, оббитые железом сундуки. Из сомнамбулического состояния меня вывел шепот над ухом одного из присутствующих рядом телохранителей.

– Владимир Изяславич! Княжна к воротам подошла, хочет к тебе сюда прийти. Что прикажешь? Пущать ее али нет?

Было от чего задуматься! Дело в том, что я как-то раз по случаю какого-то праздника позволил Параскеве самостоятельно выбрать себе украшения, опрометчиво запустив ее в хранилище. С лихорадочным блеском в глазах и восклицаниями на устах «Ах! Чудо красивое!» она через пару часов обвешалась золотом так, что еле могла держать спину прямо, с трудом передвигая ноги! Тогда этот ее поход в недра СКБ обошелся мне в кругленькую сумму! Поэтому