— Ни с чего… — пробормотал Номура и спросил: — Твой видоискатель успел снять «туриста»?

— Да где там! Я был мокрый по уши, никакой картинки не получилось.

На всякий случай, мы проверили. Я оказался прав: сквозь мокрый визор гомоида и от Номуры не отличить.

— Надо было в инфракрасном фиксировать, — предположил Номура.

— Черт,… забыл, — я, действительно, забыл про тепловизор — он сигналит, если в пределах установленного радиуса появляется кто-либо теплокровный. Включил — кроме нас двоих никого не было. И то хорошо.

— Почему не выпускают пещерных биороботов, таскали бы за нас оборудование, — вздохнул я.

— Так как идем мы, ходят только любители острых ощущений. Ради них никто роботов конструировать не станет, — спокойно ответил Номура.

— А как ходят те, кто не любит острых ощущений? —поинтересовался я.

— Сначала чистят дорогу лазером — потом идут…

Едва скрываемая агрессия чувствовалась в его ответе. Наверное впервые за все то время, что я его знаю, Номура не смог сдержать своих чувств. Я ткнул ногой лежавший рядом импульсный излучатель.

— Наш, кроме обвала, ничего не вызовет.

— Это правда, — согласился Номура, — в пещерах нужен не импульсный, а постоянный, высокоэнергетический…

После двадцатиминутного отдыха мы снова двинулись в путь. Очередные три часа пути длились вечность. После того, как я едва не свалился в трещинный колодец, Номура сказал, что на сегодня достаточно, и мы расположились на ночлег. Спать хотелось жутко, но ложиться сразу обоим было бы рискованно. Решили спать по очереди. Я первым забрался в спальный мешок, а Номура остался дежурить — через четыре часа я должен буду его сменить. Но не успел я сомкнуть глаз, как сработал сигнал тепловизора. Первым делом, я схватился за бластер. Номура вел себя более хладнокровно: лучом прожектора он стал обшаривать то боковое ответвление, где, согласно тепловизору, пряталось неизвестное существо. Если честно, я не надеялся кого-либо увидеть — здешние обитатели не стали бы беспечно ждать, пока их сначала обнаружат, потом подстрелят. Но я ошибся. Уже через несколько секунд луч прожектора выхватил замершего у стены вапролока. Он выглядел несколько ошарашенным, и, трясясь от страха, щурил на нас маленькие подслеповатые глазки. Пока я раздумывал, не стоит ли в него пальнуть, вапролок пришел в себя и спешно ретировался.

Мы перекинулись парой фраз насчет того, годятся ли вапролоки на жаркое, затем Номура снова занял свой пост, а я сделал вторую попытку уснуть. Но не прошло и получаса, как тепловизор снова засигналил и предыдущий сценарий повторился во всех подробностях.

— Нет, так не годится, — сказал я, — они не дадут нам поспать.

— Что ты предлагаешь?

— Выключи звуковой сигнал и следи за экраном.

— Ладно, — нехотя согласился Номура.

На этот раз я действительно уснул.

Такое бывает перед самым пробуждением — нечасто, но бывает. Сон как бы возвращает тебя в то место, откуда он начал свое путешествие. Снова стены в замерших потеках, блики от прожектора, затейливый рисунок из разноцветных прожилок под самым сводом, но глаза закрыты и все, что ты видишь — не более чем последнее воспоминание, точнее, отпечаток того образа, что запечатлел твой мозг пред тем, как сон сомкнул глаза. Я чувствовал чей-то взгляд, чье-то неуловимое присутствие. Смотревший стоял прямо надо мною, но я никого не видел. То есть я видел все тот же свод пещеры. В такие минуты мозг непонятно как работает. Я понимал, что уже не сплю, и что глаза — закрыты. Чувство тревоги все возрастало. Сон улетучился окончательно и интуитивное ощущение, что некто буквально склонился надо мной, переросло в уверенность. Я все еще боялся открыть глаза — пусть тот неизвестный думает, что я сплю. Вспомнил, где лежит оружие. Просчитал, как легче и быстрее до него добраться. Все остальное я делал одновременно: открыл глаза, нащупал бластер, а указательный палец начал сгибать еще до того как рукоятка оказалась в моей руке. Кто-то сказал, что мгновение — это не движение век — это удар сердца. Наверное, все произошло между двумя ударами моего сердца — мелькнуло в полуметре надо мной желтое изможденное лицо под серым высоким капюшоном, затем, — вспышка света и грохот сорвавшегося сталактита, — падая, он чуть не пригвоздил меня к спальному мешку. Со вторым ударом сердца я был уже на ногах, точнее, на коленях — на ноги я встать не смог — они затекли во время сна. Сделал несколько выстрелов в пустоту. Номура, не понимая что происходит, с ожесточением поливал из импульсного лазера темную полость — как на зло, прожектор светил совсем в другую сторону, а спаренного с лазером фонаря явно не хватало, чтобы разогнать тьму. Как потом выяснилось, он стрелял просто туда же, куда и я, вслепую. Мы взглянули друг на друга, убедились, что оба живы и здоровы, если не считать, конечно, легкого помрачения рассудка. Только после этого одновременно прекратили стрельбу. Пещеру заволокло дымом и гарью.

— Т-ты, ч-чего? — спросил он, слегка заикаясь.

— Да так, ничего — кошмар приснился, — ответил я, — а ты, заснул?

Зря спросил — и так ясно, что, отключив звуковую сигнализацию, Номура благополучно уснул.

— Н-нет, н-незнаю, — Номуре было стыдно, и я не стал усугублять:

— Ладно, бывает… Я его видел.

— Кого?

— Туриста…, если он тут один такой.

— Давай посмотрим, может, что-нибудь записалось, — предложил он.

— Сначала взглянем, вдруг попали, — возразил я безо всякой, впрочем, надежды.

Как и следовало ожидать, никаких поверженных врагов мы не обнаружили. Оплавленные осколки горной породы были единственными нашими трофеями. Стали просматривать запись. Аппаратура, в отличие от Номуры, не спала — она ясно зафиксировала приближение теплокровного существа, очертаниями похожего на человека. Существо приблизилось сначала к Номуре, потом — ко мне. На видеокамеру попал край балахона, капюшон, затем, всего на секунду, стало видно лицо «туриста», но лишь наполовину. Что не скрыл капюшон, скрыла тень от него. Поэтому ничего нового по сравнению с тем, что я уже видел, не записалось. Но и по такому неясному изображению комлог способен смоделировать приблизительный портрет гомоида. В итоге у нас получился мужчина средних лет, изможденный, как после продолжительной тяжелой болезни или голодовки. Острый нос с горбинкой, узкие скулы, кожа желтая и тонкая как пергамент. С глазами комлог ничего не смог сделать — все те же глубокие глазницы, и больше — ничего.

— Ну и приведение, — ухмыльнулся Номура, — если он и турист, то, вероятно, очень давно.

— Зато теперь есть надежда, что мы на правильном пути, — утешил его я, — в общем, поздравляю. Если б ты не уснул, он бы не приблизился и у нас не было бы записи его изображения. И заметь — он не пытался нас убить, хотя мог сделать это без особого труда. Кроме того, теперь мы знаем, куда двигаться дальше, — добавил я, просмотрев запись тепловизора с начала. На записи было четко видно из какого ответвления вышел гомоид. И вернулся он тем же путем, каким пришел.