– А ты полагаешь, мы в прошлый раз занимались обычными для преподавателя и студентки делами?

Подошел к ней почти вплотную, но с объятиями не спешил: наслаждался предвкушением. Взирал сверху, не скрывая хищной улыбки.

– А что предосудительного в том, что студентка помогает преподавателю с больной рукой заполнять журнал? – она смотрела на него, задрав голову. В улыбке – лукавая насмешка, в глазах – откровенный призыв.

Прежде чем откликнуться на этот призыв, Гене хотелось еще немножко насытиться блаженством преддверия, не менее волнительным, чем то, что последует за ним.

– Ты прекрасно знаешь, что с рукой у меня и тогда, и сейчас полный порядок. Это был только повод.

– Как и трюк с мячиками. А какое задание вы припасли для меня сегодня? Журнал, лестница, или, может, скакание через козла?

– Через козла? Пусть козлы сегодня отдохнут…

Хватит предвкушения. Она права – пора от слов переходить к делу. А то уже до козлов договорились.

Шутки кончились. Смеяться больше не хотелось. Хотелось большего, много-много большего. Гена прижал Маринку к себе, и, даже не поцеловав, нагло влез под юбку.

Она, конечно, и не надеялась, что они будут читать стихи Есенина. Но как-то уж слишком буднично: никаких тебе уси-пуси, «я подарю тебе звезду». Звезда, ясное дело, останется пришпиленной к небу – но хотя бы поцеловать для приличия можно?!

Вырвалась, укорила:

– Геннадий Алексеич, вы ничего не путаете? Я вообще-то пришла отрабатывать зачет. Мы с вами уже выяснили, что полы мыть я не люблю, зато пишу с удовольствием. Вот и загружайте меня работой. Что это у вас, у преподавателей, за привычка: чуть что – сразу под юбку?

Не дав ему одуматься, быстренько устроилась на стуле. Она-то сюда, конечно, вовсе не для писанины пришла, но уж больно он скор. По крайней мере, стулом она существенно осложнит ему задачу – не так легко будет лезть под юбку.

А главное, не решилась еще Маринка перешагнуть точку невозврата, после которой – только вперед. Думала, что готова, но в последний миг спасовала. Пока Кеба словами играл – ждала, когда, наконец, к делу перейдет: за плечи возьмет, поцелует. А он сразу под юбку.

Только, было, разочаровалась, как едва сдержала улыбку: такого поворота он явно не ожидал. Отлично! Предсказуемость женщину не красит.

– Писать? Тебе очень хочется писать? Вообще-то писать я и сам умею. Может, не так красиво, как ты, но все-таки с писаниной сумею справиться без тебя.

Как и в прошлый раз, он стоял позади стула, на который уселась Маринка. Как и в прошлый раз, приобнял за плечи. Разряд молнии последовал незамедлительно. Точка невозврата сильно придвинулась, показавшись не стоящей внимания преградой.

Откинув голову назад до упора, она поймала его разочарованный взгляд. Спросила кокетливо:

– А с чем не справитесь?

Знала, прекрасно знала, с чем он без нее не справится! Ради этого и пришла. Но голого секса, вот так, ни тебе «здрасьте», ни тебе «пожалуйста», не хотелось. Понимала, что романтики в их отношениях не предвидится, однако нельзя же так просто взять и влезть девушке под юбку!

Да и не готова была, еще надеялась устоять. Точка невозврата, хоть и сильно потерявшая в значимости, еще не была преодолена. Не хотелось предавать Ольгу. Конечно, если сил на сопротивление не останется – придется сдаться.

Но может, обойдется без предательства? Может, они заблудятся в словах, и все кончится, не начавшись? Как в прошлый раз? Она только еще раз почувствует его руки на своих бедрах – и всё. Ей этого хватит. Только руки на бедрах – большего не нужно. И сама помнила пьянящее ощущение, и Ольга растормошила, разбередила душу красочными своими восторгами. Ну кто ее тянул за язык?!

Наклонившись, Гена поцеловал ее перевернутое лицо в губы, в подбородок, добрался до шеи. Руки его оказались на Маринкиной груди, проникнув в запретную зону через ворот блузки, и по ее телу разлилась теплая волна.

Вот чего она ждала. Не грубого секса – нежности, ласки. Любви. Пусть одноразовой, но любви: ведь сейчас, в эту минуту, Кеба любит ее. Пусть не как Ольгу, но именно в эту минуту Маринка дорога ему не меньше.

Прикрыв глаза, она тихо млела под его руками. А руки, руки! От них действительно можно было сойти с ума – права Конакова. Они бродили по ее телу, одна сверху, через горловину кофточки, вторая снизу. Одна пыталась пробраться под ажурный бюстгальтер, вторая уже нащупывала лазейку под юбку, к животику.

– Вот с этим я сам не справлюсь, – пробормотал он.

Рывком поднял ее со стула, сорвал одежду. Маринка похвалила себя за правильный выбор: молодец, а то надела бы одежку с застежкой, теперь ни одежки бы не осталось, ни застежки.

Черный кружевной бюстгальтер, вместо трусиков – одни сплошные веревочки, поддерживающие крошечный кусочек ткани. Еще меньше, чем в прошлый раз. Босоножки словно шли в комплекте с трусиками – тоже сплошные веревочки. Шпильки удлиняли без того идеальные ноги.

Кеба застыл на мгновение, забыв отбросить тряпки в сторону. Ого! Это вам не Оленька, которую он без содрогания не может видеть голой: не ее видит – проклятущий шрам, кроме него будто и нету ничего. Да и грудь у нее сильно подкачала – как у девочки-нимфетки. Не грудь – один сплошной намек. У Маринки же – «золотая середина». Ни мала, ни велика.

Впрочем, размер груди – дело десятое. Может, не в размере дело, а в веревочках? Может, это из-за них она так аппетитна? А лицо, кстати, абсолютно не заурядное. Как он, дурак, даже подумать так мог?! Одни губы чего стоят. А глаза? Разве глаза уступают губам? Смотрит так, что мурашки по коже. Или мурашки совсем не от глаз, а от картинки целиком? А картинка, надо сказать, стоящая.

Сколько полуголых девиц мелькает каждый день перед глазами. Странное дело – ни одна из них не привлекала внимания. Даже те весьма немногие, что побывали в каморке, не взволновали ни на минуту, лишь настойчивостью своей добившись его временной благосклонности. Разве что Оленька оказалась на особом счету. Но об Оленьке сейчас не хотелось даже вспоминать.

Потому что совсем рядом была дурочка-Маринка. Может, и впрямь дурочка, но в это мгновение весь мир сконцентрировался в ней одной. Любуясь ею, Гена не мог понять: в «солнечном» ли наряде она ему больше нравится, или вот в таком, как с картинки эротического журнала, в сплошных веревочках? Ничего не скрывающих, лишь подчеркивающих внимание на интимных прелестях.

Гостья и не думала смущаться. Стояла себе в ожидании: твой ход, парень.

Смотреть стало невмоготу. Не в силах терпеть, он прижался к ней. Жадно прильнув губами к шее, ладонями сгреб практически обнаженные ягодицы. С неимоверным трудом протащил хриплые слова сквозь незнамо откуда взявшийся вдруг комок в горле:

– Хочу тебя…

Господи, ведь видел баб и в более обнаженном виде, и гораздо более симпатичных – наверное? – так почему же, почему его так заводит именно эта?!