И когда Михаил Державин на экране раздвигал перед собой эти блестящие висюльки: «Открыт наш кабачок…» — думаю, не будет преувеличением сказать, что вся страна замирала. И обмирала. Точно не скажу как где, но уж у нас в Таганроге точно переставали ходить автобусы. И весь народ, рассредоточившись по тем квартирам, где были эти маленькие телевизоры, смотрел как зачарованный на Пана Ведущего и на представленных им панов-шутников и их красавиц, певших иногда чужими голосами.

Но что самое поразительное — с детства у меня ничуть не умалилось восхищение этим человеком. Мы давно работаем в одном театре, вместе не раз выходили на сцену, а мое восхищение им, и как актером, и как человеком, только возрастает. И входит в какое-то новое качество. Ведь в таком богатом и духовно, и душевно человеке все время открываешь новые черты.

Больше всего изумляет, что и по сей день МихМих — настоящий гусар, балагур, хулиган, причем хулиган столь изысканный и благородный, что возмутиться или обидеться на его розыгрыши никому не приходит в голову. Все его шутки не в цель, но — пронзая — они почему-то никому не причиняют боли. Я раньше думал, так вообще не бывает!

Знаете, есть люди, которые до определенного возраста гусарят, а затем все-таки успокаиваются. А он нет, он — гусар до конца. Пусть и здоровьечко уже не то, и ноги болят, но… Все равно спина прямая! И глаз горит мальчишеский!»

Говорит Марина Ильина, актриса Московского театра сатиры, заслуженная артистка России:

«Хотя я пришла в Театр сатиры в начале 90-х, первую совместную с Михал Михалычем серьезную работу мне довелось сделать только в 2002 году. Это был спектакль по А.Н. Островскому «Таланты и поклонники». Михал Михалыч там играл Нарокова, а я играла Негину. У нас сложились потрясающие отношения на сцене, которые я долго предчувствовала, потому что в жизни замечательные отношения с Михал Михалычем сложились уже давно…

Я часто ловила себя на той мысли, что за МихМихом можно ходить и записывать. Эти его постоянные импровизации, остроты, мысли вслух. Увы, записывать мешало, как ни странно, его же дивное обаяние — в эти моменты хотелось смотреть только на него, а не в какие-то блокноты, которых, впрочем, как назло, не оказывалось под рукой.

Любые появления Михал Михалыча в театре были озарены каким-то необыкновенным светом, чудесными шутками и какой-то космической его доброжелательностью. Не помню ни одного случая, когда хоть кто-то про него сказал плохое слово. Как не помню и такого, чтобы он отозвался нелицеприятно о ком-то. Это был и есть «сосуд любви и света».

Поэтому работать с ним было всегда весело и легко. Было даже ощущение (конечно, кажущееся), что он даже не старается, не работает «в поте лица» над ролью, потому что играет самого себя, свое внутреннее состояние в предлагаемых обстоятельствах. А он просто играл свое отношение к миру.

Эта его легкость бытия, его удивительная самоирония, на мой взгляд, говорила о большой его жизненной мудрости. Хотя внешне он был похож на персонажей с Запада и играл их часто, сам он — по своему мироощущению, бесконфликтному, несуетному, безмятежному даже в сложнейших ситуациях — был персонажем с Востока.

Теперь это не просто Актер-легенда, это Человек-легенда».