Когда в 1768 году скончалась жена короля Людовика ХV Мария Лещинская, австрияки усмотрели в этом благоприятную возможность предложить вдовцу избрать в качестве кандидатуры для повторного брака эрцгерцогиню Марию-Элизабет (1743–1808). Девица имела репутацию самой красивой из дочерей императрицы — пока не переболела оспой, сильно изменившей ее внешность не в лучшую сторону. Людовик ХV отнюдь не горел желанием вновь идти под венец. Повышенные сексуальные потребности короля вполне удовлетворял пресловутый «Олений приют», в который набирали исключительно молоденьких девственниц, к тому же в его жизни недавно появилась одна из первых куртизанок Парижа Жанна Вобернье, позднее получившая известность как графиня Дюбарри. Так что, взглянув на портрет эрцгерцогини, которой к тому же перевалило за четверть века, король Франции сватам любезно, но твердо отказал. Однако же у него было три юных внука, так что старшему из них, престолонаследнику Людовику-Огюсту, надлежало взять на свои плечи всю тяжесть несения бремени этого довольно-таки противоестественного с точки зрения многих французов союза.

Невозможно было сочетать браком две более несхожих личности, нежели французский дофин и австрийская эрцгерцогиня. Не будем углубляться в описание достоинств дофина, человека более чем положительного, основательного и осторожного в своих действиях. Похоже, что единственным достоинством Марии-Антуанетты была ее несравненная походка, она натуральным образом плыла по воздуху. Императрица Мария-Терезия, весьма заботившаяся о воспитании своих многочисленных детей, младшую дочь явно упустила, а потому выданная замуж в возрасте четырнадцати с половиной лет эрцгерцогиня была просто-напросто невежественна, ленива, не желала ничего, кроме развлечений, и без малейшего смущения пренебрегала сложным этикетом Версаля. Эта система, разработанная великим Людовиком ХIV, являла собой краеугольный камень абсолютной королевской власти и ее поддержки высшей аристократией с уходящими в древние времена корнями.

Оказало ли на Марию-Антуанетту хоть какое-то воздействие вступление в запретную для девственниц того времени сферу интимных отношений между мужем и женой? Практически никакого. Согласно традициям французской знати, супруги имели раздельные спальни, которые в Версале располагались довольно далеко друг от друга. Юные муж и жена делили ложе весьма редко, тем более, что Людовик рано ложился спать и рано вставал, тут же садясь за работу, а Мария-Антуанетта любила повеселиться до поздней ночи и поспать до обеда. Описание сексуальной жизни супругов будет приведено ниже в письме императора Иосифа II, оно достойно то ли сочувствия, то ли невольной усмешки.

Нелишне будет напомнить, что как муж, так и жена были воспитаны чрезвычайно набожными людьми: в их умы вложили чувство прегрешения, связанного со всем, что ассоциировалось с обнаженным телом и сексуальными отношениями. Соитие было предназначено служить лишь для продолжения рода. У королей же, помазанников Божьих на земле, оно еще было напрямую связано с выполнением долга перед подданными, ибо наличие здоровых наследников в должном количестве гарантировало стабильность и долговечность правления. Так что интимная жизнь не привлекала ни молоденькую Марию-Антуанетту с ее чисто ребяческими интересами, ни флегматичного Людовика, который без труда подавлял свои плотские побуждения каждодневными выездами на любимую охоту, отнимавшую у него все силы. К тому же следует учесть, что австрийская сторона, всячески подчеркивавшая неуклюжесть и тугодумие Людовика, воспитала у Марии-Антуанетты чувство высокого превосходства над недалеким мужем.

Тем не менее, и подданные Франции, и семья Марии-Антуанетты с нетерпением ожидали рождения наследника престола. Дофина стала королевой в восемнадцать с половиной лет и, заполучив в свое распоряжение огромные финансовые возможности, с молчаливого согласия мужа погрузилась в водоворот развлечений. Она, вне всякого сомнения, стала законодательницей мод, ее громоздким и вычурным туалетам и прическам подражала вся Европа. Помимо этого, пропасть денег уходила на преобразование летнего дворца Малый Трианон вместе с прилегающей к нему большой территорией, постройку и содержание там здания любительского театра и огромные проигрыши в карты. Королева всячески избегала участия в придворных церемониалах, отдавая все время развлечениям в созданном ею узком кружке приближенных. У нее практически не было отрочества нормального подростка, поэтому, получив долгожданную свободу, она первым делом обзавелась подругами, которых в Вене была лишена. Ее привязанность к принцессе Мари-Терез де Ламбаль (1749–1792), вытесненной со временем герцогиней Габриэль-Иоландой де Полиньяк (1749–1793), была настолько болезненно страстной, что это дало повод недоброжелателям обвинять королеву в лесбийских наклонностях. Памфлеты и препакостные картинки имели широчайшее хождение по всей Франции, причем не без активного участия деверя Марии-Антуанетты, графа Прованского, второго в очереди на престол.

Насколько близки были отношения между королевой и ее фаворитками, теперь уже с точностью установить невозможно. Надо сказать, что во Франции в ту пору подобные связи между женщинами отнюдь не были редкостью. Тут следует упомянуть, что в ХVII-ХVIII веках культ дружбы в Европе был чрезвычайно развит, и зачастую противоестественные отношения между женщинами прикрывались трогательной вывеской беззаветных незыблемых дружеских уз. Однако стоит отметить, что фарфоровые статуэтки французских мануфактур и некоторые полотна художников того времени очень сильно проникнуты чувственным элементом.

Похоже, с принцессой де Ламбаль Марию-Антуанетту сблизило отсутствие в жизни обеих такого явления как первая любовь. Невероятно родовитая Мари-Терез, урожденная принцесса де Савойя-Кариньян из младшей ветви королей Савойских, в возрасте восемнадцати лет была выдана замуж за принца де Ламбаль, который и по отцу, и по матери был потомком побочных детей короля Людовика ХIV и его любовницы мадам де Монтеспан. По-видимому, именно этим можно объяснить тот факт, что единственный наследник несметно богатого и родовитого отца, герцога де Пантьевра, с детства не знал преграды своим желаниям и принадлежал к числу первых распутников Парижа. Принц Луи-Александр быстро отверг молодую жену на том основании, что она «блистает полным невежеством в любовной науке», но это не помешало ему наградить Мари-Терез венерическим заболеванием. Принцессу еще успели вылечить, а вот его самого — нет: болезнь зашла настолько далеко, что он вскоре скончался в страшных мучениях. Оставшись в 19 лет вдовой, молодая женщина с горечью подвела итог своей жизни:

— Я была выдана замуж еще ребенком, пошла под венец прежде, чем стала женщиной, овдовела прежде, чем стать матерью. — Будущее для нее было совершенно беспросветным, ибо, приобретя в замужестве статус принцессы крови, она не имела права потерять его и могла выйти замуж вторично лишь также за принца крови, что представлялось в высшей степени маловероятным.

Общество меланхоличной и чувствительной Мари-Терез устраивало Марию-Антуанетту, пока она была дофиной, и возможности ее в смысле развлечений были ограничены. Когда же она стала королевой, ее внимание привлекла Габриэль де Полиньяк, очень красивая, недалекая и бедная дворянка. Но она состояла в клане Полиньяков, умных, хищных и алчных людей, умело использовавших привязанность королевы для того, чтобы самым бессовестным образом доить ее. Во всяком случае, обе фаворитки королевы обошлись французской казне очень дорого.