этого – в Египет бежать, бросив всё, с грудным Младенцем на руках – приятно? Она была и беженкой, Она была и свидетельницей казни Сына… Вообще какая мать пожелала бы всего этого! Никто бы не пожелал… а – "Совершилось!" Всё, что должно было совершиться, совершилось. Самое большое несчастье превратилось в самое большое счастье – причём, для всех! Ведь вся Её судьба, если по-земному думать, и невероятно трагическая и… самая счастливая, какая только может быть. Если знать самые первые последствия – никто бы такого "счастья" не пожелал, а если знать последствия настоящие, вторые, то… тут уж даже и слов нет, насколько всё сложилось… лучше, чем хорошо! Вот Она, наша общая Мать – живой символ Чуда. А порядок любого Чуда описал Сам Её Сын: "Печаль ваша в радость будет". Вот – судьба Богородицы: самое большое "Плохо" послужило самому большому "Хорошо".

– Да у нас-то что "в радость будет"? Нам-то чему радоваться – в нашем замечательном "чуде"?

– Да ты по-моему уже порадовался! – странно и проницательно взглянула Марина, – И Ромка уж точно порадовался твоему приходу – он мне звонил. И я обрадовалась… что он обрадовался. Вот все мы как-то обрадовались. Как-то прошли смерть насквозь. Бог нас сохранил для чего-то. Значит, наверное… чтоб мы что-то полезное в жизни сделали, а не просто прожили. Про такое в народе обычно говорят: жизнь дана взаймы. И она теперь уже – не наша. "Наша" – кончилась в том автобусе. Нас уже нет… но мы есть. Значит, это какие-то уже… новые мы.

"Вот это да! Умеет же Марина сказать что-то главное". Удивительное чувство обновления опять пришло к Кириллу – точно как тогда, при огненных витражах. Вот для чего вся авария! Это же не отнятие жизни, это дар жизни "второй" – с белого листа! Редчайший дар, совсем уж фантастический! Всё - новое.

"Как же теперь надо жить-то, чтобы жить? С какой полнотой-то, а?"

– Да, так бывает, – словно услышала его внутренние слова Марина. – Был удар – а оказалось: дар. Нас так крепко стукнуло, что буква "у" отпала.

"Как перед иконой, мне хотелось поцеловать мысли, подаренные мне", – вспомнил Кирилл поразившие его слова из какой-то духовной книги.

Вот ведь! Умный человек просто скользит мыслью по поверхности явлений, запоминает и анализирует детали поверхности. Ну… и на этом всё! А мудрый как-то умеет проникать в самую суть: раз – и попал! Неужели я впервые в жизни встретил мудрого человека… вернее, заметил только через три года, как живём в одной квартире!

С умными людьми – скучно, с мудрыми – никогда! Физиологически-то мозг у всех устроен одинаково. Получается: разница между даже самым умным и самым глупым человеком на Земле ничтожно мала по сравнению с разницей между человеком и Богом. Всё, что только может услышать человек от человека, не так уж трудно предсказать заранее, если ты хоть сколько-нибудь этого человека знаешь. Оттого-то со временем и становится скучно. "Что знаете вы, знаю и я: вы – плохие утешители", – как говорил Иов. Всё дело в том, что один неглупый человек никогда ничего принципиально нового другому хоть сколько-нибудь неглупому человеку сообщить не в силах… если только он говорит от себя, а не от Бога! Если от Бога – тогда он уже мудрый, а не умный. В том-то вся разница.

– Да вы прямо богослов, Марина! – пряча за иронией уважение, сказал Кирилл.

– Ну-у, это разве что такое… очень уж больничное богословие! – усмехнулась Марина. – Делать-то лёжа нечего, вот и "богословствуем" тут помаленьку круглые сутки!

– Да лучше уж больничное богословие, чем кабинетное! Тут хотя бы жизнь. "Плоть-то наша на нас болит", – как сказал Иов. Хотя… а разве мы только здесь больные лежим? Иногда кажется: всё, что мы делаем в жизни – это просто разные симптомы болезни. Тут-то мы… как бы одной болезнью от другой отдыхаем!

– Всё верно, я тоже об этом думала, – подтвердила Марина. – Как однажды сказал мой духовник отец Павел: "Вообще всё, что мы делаем в жизни – либо любовь, либо болезнь: третьего не бывает!"

– Здо-орово! Нет, а правда, Марина, ну, вы же, видимо, много чего в своей жизни читали: Святых Отцов, наверно, чуть ли не всех?

– Да какой уж там, что ты, Кирилл! Я же вообще духовную литературу стала читать очень поздно: молодость-то вся прошла в искусствоведении.

– Ну да, я знаю: вы же когда ещё в Питере жили, по-моему, даже какое-то время при Русском музее работали… в отделе древнерусского искусства, да?

– Да вообще я начала знакомиться со Святым Писанием, знаешь… через фрески и иконы. Верь не верь! Они стали моей первой Библией – в картинках, как для ребёнка, – а потом уже я открыла сам текст Библии. Получается, через древнерусское искусство как-то вот так пришла к Церкви. И до сих пор фрески для меня – священная книга. Если даже не прямой словесный ответ, то хотя бы намёк на очень многие вопросы в жизни. Заходишь в древнюю церковь – и сразу столько всего начинаешь понимать просто через саму благодать. Что буквы, что краски, что музыка – это ж просто разные формы выражения благодати! Знаешь… Какой поразительный контраст, когда из шумного современного города попадаешь вдруг в библейский мир. Всё! разом что-то переключается! Ромка бы назвал: "портал"! Причём, ведь три времени перекрещиваются разом – три! Время наше… плюс время библейское… плюс время, когда писались фрески. Причём, время библейское тогдашние люди понимали по аналогии со своим: одежда, архитектура, быт… всё еврейское в русских храмах стало русским! Кажется, Моисей или Давид где-нибудь в Ярославле жили, а Иосифа где-нибудь в соседней Костроме продали в рабство. А Иов в Угличе судился с Богом. Знаешь, многие, кто побывал в древнерусских городах, говорят, что чувствуют себя – как в Иерусалиме. Уж от скольких людей это слышала! И я думаю… библейская история продолжается, Кирилл! Бог создал нас свободными в росте. Оттого-то всё и продолжается… Продолжается и продолжается. До самого Судного Дня. Оттого так часто в словах Христа встречается образ зерна. Творение не закончено! Идёт Седьмой День. Всё, даже наша авария. – частица творения. Наша история – она точно такая же библейская, как история Иова или царя Давида. Только нам, по-простому говоря, больше везёт: у нас есть уже воплотившийся Христос! а они Его ещё только ждали. Вообще, любая биография любого человека – часть Книги Книг: просто та её часть, которую мы не по страницам, а, так сказать, по своей шкуре читаем. И одновременно