боюсь, просто не смогли бы понять тех, кто их "жалеет". Кто вообще бездеятельно "жалеет".

Суть этой бездеятельной "жалости" – вопиющий самообман. И до чего же она доводит, "жалость"? Стало ли общество более добрым, деятельно-гуманным от вываленных на него в невероятном количестве сентиментальных бразило-мексиканских сериалов? Стали эти регулярно плачущие над "просто Мариями" домохозяйки меньшими семейными деспотами: ну, хоть чуть-чуть более умеренно проедающими печёнки-селезёнки мужу, детям, невесткам? Бросились ли опухшие от слез люди с прославленной "широкой русской душой" усыновлять сирот? Выстроились ли очереди волонтёров в хосписы, больницы, дома престарелых?..

Да с какой же стати сентиментальности вдруг становиться деятельной – это ей что же, убивать саму себя!? А как же тогда "попереживать": времени и сил ведь уже не хватит, если помогать кому-то! Останется ли время "жалеть", если вдруг начать работать над собой – ограничивать свои же страсти, которые мешают жить окружающим. Да это же вообще так невыносимо жес-то-ко (!!!) – ограничивать свои страсти.

Так что же первично: любовь или жалость? Если жалость, то… тогда, действительно, жалко нас всех за такой выбор! Жалкие мы людишки – и едва ли чего-то, кроме жалости, заслуживаем.

Как-то Честертон замечательно обмолвился, что христианство "человечней человечности".

Конечно, страдания не имели бы никаких оправданий, если бы Бог не творил нас во всём подобных Себе Человеков. Для "просто хорошести" хватило бы просто хорошей жизни. А Ему нужно венчать нас на царство. Просто "хорошие" бывают… рабы на рынке ("Па-купай, да-рагой! сматры, какой харошый тавар!"). А Ему нужны – цари. И Он не остановится ни перед чем, чтоб венчать нас на Царство.

Кириллу вдруг стало непривычно легко на душе, и он невольно заулыбался своей неожиданной мысли.

– Ты чего? – спросил Ромка.

– Да ничего! – хмыкнул Кирилл, уставившись на него, будто видел первый раз в жизни.

Ему вдруг подумалось: "Если Христос решил открыться мне в образе братишки, как же я могу Его теперь не любить? Или, тем более, сомневаться в Его существовании". Вот этот вот весёлый мальчишка в гипсе и на растяжке, вроде бы, маленький братишка – он… уполномоченный Христом царь! Он-то об этом, понятно, знать не знает. И трон его сейчас – не очень-то удобный, даже, наверное, мучительный…

Но вот бывает в жизни – озаряет на секунду таким забавно-величественным открытием. Просто до смешного простым. "Мой братишка – царь!" И ведь не оспоришь этот вечный животворящий абсурд Божьего мира!

Сломать ноги или хорошенько ударить по голове, чтобы… венчать на царство. Как посвящаемого в рыцари слегка ударяли мечом. А тут получилось не "слегка". Ну, может, Бог из-за нашей с Ним несоразмерности просто не рассчитал Своей бесконечной силы?

Но при таком-то абсурде, мы Его всё-таки любим, и эта любовь – неземное, нелогичное доказательство, что Он прав. Что-то внутри нас безотчётно, неудержимо тянется к Нему – и сама эта тяга камня на камне не оставляет от всех рациональных "противоречий".

"О ключе спорить нечего, он или входит в скважину, или нет"(1).

Есть вопросы, ответом на которые является сама жизнь. Только она и ничто другое! Утверждать, будто на "проклятые вопросы" нет ответа, так же абсурдно, как заявить, что "в мире нет жизни". Совсем другое дело, что ответ может кому-то не понравиться, но это уже признак суицидального упрямства с его стороны. И жизнь есть, и ответ есть. Хотя "жалельщики" на это говорят своё дружное "фи!", но… может, как раз те, кого мы привыкли жалеть, имеют куда больше оснований жалеть нас, чем мы их.

(1). Г.К. Честертон

10. Марина

Мы должны научиться говорить

с Живым Богом языком живого

человека.

Митр. Антоний Сурожский

На всё надо смотреть глазами

художника или святого,

другого выхода нет.

Он же

– Ну как Рома?

– Да я просто балдею от него! – признался Кирилл, который, похоже, только и ждал этого вопроса, чтоб выговориться. Сейчас это было самое светлое, о чём хотелось говорить. – Держится то ли как спартанец, то ли как партизан. Прямо какая-то Зоя Космодемьянская. Ничего у него не болит, всё у него хорошо… Если бы его взяли в плен, он бы точно никого не выдал!

– Ну и слава Богу, – сказала мама.

– А как вы?

– А я… когда думаю о себе, вспоминаю хромую собачку, которую исцелил мученик Власий, – Марина улыбнулась.

– Как это? Напомните-ка?

– Ну, вели святого на казнь, а мимо пробегала собачка, хромавшая на одну лапку. И он прослезился: "Как же мучается бедная тварь Божья!" И перекрестил собачку. И собачка сразу стала здоровой.

– И вам бы очень хотелось быть на месте той собачки?

– Ну, а кому бы с переломами ног не хотелось!

– Хороший вы человек, Марина, – вздохнул Кирилл и почему-то прыснул от смеха. – Ромка уж очень на вас похож! Оба вы как-то с юмором всё это дело переносите… а уж как – не знаю. Я бы вот тоже так хотел, да что-то пока не получается. Я всё-таки никак пока не пойму, отчего с нами это случилось? Чудо святого Власия – это, конечно, хорошо, но… Боюсь, кто-нибудь из наших как раз ехал-ехал да и слишком сильно просил Бога о чуде. Вот Он и сотвори-ил с нами чудо… да такое, что куда уж чудесней! Может, вообще… как-то пореже просить Его о чудесах – тогда они пореже будут случаться? А то, как по поговорке: "Всё ждёшь и ждёшь чего-то – а потом ждёшь, когда это пройдёт!" Ведь прямо оторопь берёт от того, что у нас есть такой Чудотворец! В конце-то концов, и всемирный потоп – чудо, и уничтожение Содома и Гоморры – чудо, и всё, что предсказано в Апокалипсисе – тоже чудо… А нужны ли нам такие чудеса!? Может, лучше как-то было бы… совсем без них?

– Без них, Кирилл?.. А вот жила-была еврейская девушка. Она вообще не просила чуда. Она очень удивилась, когда однажды пришёл Ангел. Очень удивилась его словам, что родит Сына. Потом, когда Сын родился, очень удивилась от слов св. Симеона, когда тот сказал, что Ей самой "оружие пройдёт душу…". Всё это и было – чудо! Она сама ему не уставала удивляться. А мы сейчас, когда читаем, наоборот, удивляемся, что Она удивлялась: задним-то числом всё же всегда понятно! Главное чудо во Вселенной – и Она ему послужила вот так, просто сказав в момент выбора, что Она "раба Господня". Но ведь, если подумать, такое ли уж приятное чудо, когда у Тебя на глазах распнут Твоего Сына! А до