– Интересно, в прошлый раз Скальпеля хоть слоном обозвал! – возмутился до того глупо улыбавшийся Знахарь. – Как ни говори, животное благородное… А меня-то за что?

– Ни за что! – беспечно пожал плечами Поэт. – Просто "слон" рифмовалось с "он", а "он" был тот, кто не сдал зачёт по педиатрии.

– Ушам своим не верю! – подскочил на кровати Ян – с него в момент слетели остатки сна. – Знахарь, ты решил жениться? Не секрет – на ком?

– На Зое, конечно – кого ещё он столько дней пожирал глазами, – вмешался Суслик. – Ходил-ходил, пряники Виринеи пожирал, но уже ртом, а чем отблагодарил?

– Чего это я должен её благодарить? – удивился Знахарь. – Разве она Зайке мать?

– Слыхал, Зайкой её называет! Что ж она, для тебя девушку прикармливала? Небось, всё профессора женить мечтает!

– "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"! – важно произнес Поэт.

– Когда нужно сказать умную вещь, ты цитируешь классиков, а для какой-нибудь ерунды, вроде "йох-хо-хо", пачкаешь бумагу лично! – Суслик, как всегда, "раздал всем сёстрам по серьгам".

– Погодите! – Ян завернулся в одеяло, потому что в комнате общежития было лишь немногим теплее, чем на улице. – Ты же сам говорил, что в деревню она не поедет!

– Зайка сказала: если не мы, то, кто?

– Ах, какая девушка! – зацокал языком Поэт.

Ян посмотрел на сияющего Знахаря и в который раз подумал, как плохо он разбирается в людях! Всех девушек, за небольшим исключением, он считал глупыми от природы. По его понятиям, они были чересчур эмоциональны: без причины хохотали, без горя плакали, требовали к себе какого-то особого отношения…

Любили они, конечно, парней статных и красивых, каковым Знахаря, при самом добром отношении к нему, никак нельзя было назвать! Нос картошкой, подстриженные под горшок соломенные волосы. Правда, у него обаятельная белозубая улыбка, доброе сердце и хороший характер, но это могло бы привлечь к нему внимание какой-нибудь дурнушки. О Зое-то такого не скажешь!

– Рад я за тебя, Петька, честное слово! – хлопнул друга по плечу Ян. – Думаю, и ребята рады: нашли друг друга два хороших человека. Дай вам Бог счастья!

Знахарь от чувств даже прослезился.

– Спасибо, Янко! Вы не представляете, братцы, как я счастлив!

– Дела-а, – протянул Поэт, неловко сгребая со стола тетрадь. – Монах молчит-молчит, а потом как заговорит… После него и поэзии сказать нечего!

– А когда вы поженитесь?

– Завтра и распишемся. Будем жить пока в Марьиной роще. С бабкой, у которой Зоя комнатку снимает, мы уже договорились. Добираться, конечно, далековато, но ничего, мы – люди молодые…

– Слушай, Знахарь, может, мы в столовой соберёмся? – предложил Суслик без тени ехидства. – Здесь-то у нас не развернуться, а вдруг кому потанцевать захочется?.. Я мог бы договориться…

– Да откуда у Знахаря деньги? – вмешался Немой, которого и прозвали так за нежелание использовать в общении разговорную речь; даже экзамены он ухитрялся сдавать с минимумом слов. – Он же все в деревню отсылает!

– Что это делается?! – Поэт потрясенно плюхнулся на свою кровать. – Немой заговорил! Прямо знамение какое-то накануне свадьбы…

– Помолчи, – остановил его Ян, зная, что, в отличие от Немого, Поэт может без подготовки говорить часами. – Я могу дать деньги на свадьбу. Копил тут для одного дела, да ладно…

– Спасибочки, – растрогался Знахарь, – а только и мы не лыком шиты. Отцу-матери отправлял, верно, а и себе про черный день откладывал…

И осёкся, услышав дружный хохот студентов.

– Тьфу ты! – сплюнул он, посмеиваясь. – Воистину, мужик ражий, а язык вражий: прежде ума рыщет, беды ищет! Спасибо тебе, Суслик… Глеб! Мне-то самому и в голову не пришло. Свадьбу, конечно, по-людски сыграть надо, как-никак раз в жизни…

– Скажи своей, – ворчливо буркнул Суслик, – пусть подруг пригласит. Может, попадётся какая… поменьше!

Следующий день у Яна был заполнен так плотно, что между важными делами не пролезло бы и самое маленькое дельце. С утра – практические занятия в институте. Днём – знакомство с лабораторией Головина. Вечером – свадьба Знахаря и Зои. А после лаборатории и до свадьбы он должен был сопроводить на вокзал Виринею Егоровну, чтобы вместе с нею встретить профессора Подорожанского.

Лаборатория Головина разместилась в большом трехэтажном здании, по странному совпадению недалеко от известного ему заведения на Лубянке. Но как только Ян в ней оказался, он сразу забыл о неприятном соседстве.

То, что Головин называл лабораторией, даже отдаленно не напоминало помещений с аналогичным названием, которые Ян до сих пор видел. Здесь не было стен, покрытых изразцами, колб, мензурок и прочих стеклянных сосудов.

А были две небольшие комнаты, в меньшей из которых стояли письменный стол, упрятанная за ширмой кушетка. В большей посреди комнаты лежал, по-видимому, дорогой, хотя и несколько потускневший от времени ковер. У стен стояли глубокие кресла и два больших дивана. Было ещё одно помещение, которое походило скорее на прихожую. Как пояснил Фёдор, здесь он собирался устроить приёмную. Несмотря на отсутствие окон, приёмная – ремонт в ней заканчивался – производила впечатление весёлое и уютное.

– Нравится? – спросил довольный Головин.

– Нравится, – улыбнулся его запалу Ян и тут же решил перейти к делу: – Пока нет других работников, не мог бы ты объяснить, что здесь буду делать я? Позволять себя изучать? Передавать свои способности другим? Я хочу сказать, учить тех, кто имеет к магнетизму склонности?

– Садись, – Головин усадил его на один из диванов. – Согласись, наша республика пока не настолько богата, чтобы я мог организовывать лабораторию только для изучения феномена Поплавского. Погоди, сейчас я познакомлю тебя с одним интересным человеком. Мне кажется, она уже идёт!

В комнату и вправду вошла невысокая худенькая девушка. Сегодня первый день шёл снег, и гостья была закутана в пушистую темную шаль и длинное, не по росту, пальто.

Фёдор поспешил, помочь ей раздеться.

– Извините, но пока не привезли вешалку. Торжественное открытие у нас завтра. Сегодня я хочу познакомить будущих работников в более деловой обстановке. Думаю, работать вместе вам придётся не один день. Знакомьтесь, Танечка, это наш самородок украинско-польского происхождения, Ян Поплавский. А это – Танечка Филатова.

После того как девушка вынырнула из большого пальто и толстой шали, она оказалась настолько худенькой, что вызывала ощущение прямо-таки хрустальной хрупкости. Волосы её, как видно, остриженные прежде наголо, только начали отрастать, а огромные серые глаза на бледном лице светились лихорадочным блеском.

"Ясновидящая, что ли?" – неприязненно подумал о ней Ян; он наблюдал однажды ясновидящую, которая молитвами доводила себя до экстаза, а потом билась в судорогах и кричала: "Вижу! Вижу!"