Пустынную площадь Катерина перебежала в несколько секунд и хотела сразу же пройти в двери отеля, но какой-то заспанный мальчишка с кипой газет преградил ей дорогу и, суя в руки одну из них, частил на немецком:

– Читайте, мадам, последние новости! На берег реки Шпрее выбросило труп молодой женщины! Жуткие подробности! Покушение на английского консула! Мышьяк в кофе со сливками!..

Она схватила газету, сунув ему не глядя несколько пфеннигов  – наверное, опять много, хоть и мелкая монета, потому что мальчишка от радости так широко улыбнулся, что его веснушки стукнулись друг о друга. Катерина подумала, что пора бы ей узнать, сколько стоит газета или поездка на такси, потому что её оплата за эти услуги похожа больше на подарок, чем на чаевые…

Она независимо прошла мимо швейцара, мимо портье, который лишь невозмутимо скользнул по ней взглядом, и втайне порадовалась, что при выходе не стала отдавать ему свой ключ. Впрочем, он, наверное, скоро всё равно сменится и пойдёт домой спать, не утруждая себя мыслями: ночевала ли в отеле одна из его постоялиц?

У двери своего номера Катерина увидела Петрушу, который зачем-то дергал ручку и пытался что-то разглядеть в замочную скважину. Мягкая ковровая дорожка заглушала звук шагов, так что она смогла подойти почти вплотную к увлеченному своим занятием врачу.

– Здравствуйте, Петенька, – сказала она подчеркнуто ласково, как говорит любящая мамаша нашкодившему сынку. Петруша отскочил от двери, как ужаленный.

– Извините, Катерина Остаповна!

"Ого, уже на "вы", – посмеялась она про себя. – Я боялся, не случилось ли чего с вами?

– Просто я ходила покупать газету, – небрежно соврала она.

– Так рано…

– Привычка старой селянки, – зачем-то стала объяснять Катерина; не проще ли было пояснить, что она просто не обязана перед ним отчитываться. – Рано ложусь – рано встаю. Захотелось прогуляться по утренним улицам…

– Я вчера хотел вам дать интересную книгу – почитать перед сном, но вы не открыли…

Неприятная мысль кольнула Катерину: "Неужели он за мной следит?" Она открыла дверь номера, в который он украдкой попытался заглянуть: проверяет, застелена ли постель.

– Простите, но мне нужно привести себя в порядок! – сухо сказала она.

Очевидно, ссора с Катериной никак не входила в планы врача. Он с поклоном отступил и сказал в уже закрывающуюся дверь просительно, смешно потупившись:

– Позвольте, я зайду за вами на завтрак?

– Заходите, – без удовольствия разрешила она.

В ванной Катерина придирчиво оглядела себя: недосыпание – а спали они с Николаем всего часа три – никак на ней не отразилось. Она тщательно умылась холодной водой – появился её обычный румянец. Блеск в глазах есть? Блестят, ещё как!

Привычно заплетая косу, Катерина прислушивалась к себе: нет ли раскаяния, стыда? Не было ничего подобного! Она не знала, плакать ей или смеяться? Неужели она и вправду – падшая женщина?

Все пять лет жизни с Дмитрием её то в большей, то в меньшей степени мучили поочередно эти чувства. Как будто с неё содрали кожу, а потом снова надели, но уже другой стороной. Потому её постоянно мучил дискомфорт – это была не она!

Оказывается, есть на свете мужчины, которые не ломают, а созидают, которые на благодатной почве ласки и нежности выращивают диковинные цветы. Они и любят по-другому. Вместо того, чтобы извиваться и рычать, ползая в кромешной тьме, где страсть жжёт, словно раскаленные уголья, они летают на легких крыльях под лучами солнца или при свете мерцающих звезд…

Сегодня Катерина оделась строго: в серый костюм с белой кружевной кофточкой. Прическа – косы, уложенные вокруг головы и тонкие сережки с бирюзой. На счастье.

В дверь постучали. Катерина заторопилась, сердясь – где же обещанные полчаса? Но за нею просто пришли товарищи-врачи – шестеро.

– Петруша сказал, догонит! – сообщил Шульц её вопросительному взгляду.

"И опять примется ломать мою дверь!" – сердито подумала Катерина, решив про себя раз и навсегда поставить на место настырного соглядатая.

К счастью для Петруши – и к его разочарованию – он попался им на дороге, так что на завтрак в отеле они спустились в обычном составе: семь врачей и одна переводчица.

В зале, где собирались участники симпозиума, к ним немедленно протолкался "непривычно стремительный", по выражению Фирсова, Николай Николаевич Астахов.

– Ради Бога простите, это срочно! – заговорил он, хватая за руку Катерину. – Прошу вас, помогите: я встретил одного известного врача испанца… Катерина Остаповна ведь знает испанский? Мы с ним совершенно не понимаем друг друга! – он поволок её за собой точно бык, тянущий на пашне плуг.

– Я ненадолго! К началу непременно подойду! – только и успела крикнуть Катерина своим товарищам, остолбенело глядящим им вслед; потом остановилась и, не без труда выдернув руку из его цепких пальцев, строго сказала: – Господин Астахов, вы забываетесь!

– Я так и знал, что ты рассердишься! – подчеркнуто смиренно проговорил он, но раскаяния в его голосе Катерина не почувствовала. – Но ты, мой ангел, сама виновата: сбежала от меня чуть свет, ничего не объясняя – что я должен был подумать? А вдруг насовсем? Ты на что-нибудь обиделась?

– Твое занятие утренней зарядкой произвело на меня огромное впечатление.

– Ты несправедлива ко мне, друг мой. Представь, я просыпаюсь, а моя богиня, разметав по подушке невозможной красоты черные кудри, спит… без задних ног. То есть я хотел сказать, спит так сладко, что жалко будить… А во мне, как назло, будто проснулось три безумных Астахова! Мне захотелось схватить тебя, зацеловать, залюбить! Согласись, такое варварство ты бы не поняла… Вот и стал я дурную силу гимнастикой изгонять.

Катерина, не выдержав, прыснула.

– Конечно, тебе смешно! Когда-то я и сам смеялся над влюбленными, теперь вот Бог и наказал. Воистину, седина в бороду – бес в ребро!

– И что же ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты всегда была со мною рядом: сегодня, завтра и всегда!

– Ты делаешь мне предложение? – изумилась Катерина.

– А ты против?

– Но ведь я… замужем!

Разве мы живем в странах, где запрещены разводы?

– Разводы… После одной проведенной вместе ночи?

Катерина задавала вопрос за вопросом, потому что вовсе не была уверена в том, что именно так и нужно поступить. Чувство Астахова обрушилось на неё как снежная лавина: от неожиданности даже перехватило дыхание, даже оглядеться не успела, а её уже куда-то тащило.

Прежде в её жизнь дважды вмешивался случай, круто всё менявший, оба раза она легко отдавалась на волю этого случая, но тогда она была одна, ей не о ком было беспокоиться, не за кого принимать серьёзное решение. Теперь же она заколебалась: как переживёт это муж? А сын?