за другом и готовы заклевать слабого до нервного срыва и даже больше. Если пьешь, начинает отказывать печень и поджелудочная. Если хорошо ешь, уровень холестерина в крови повышается. Курение провоцирует рак легких. Что бы ты ни делал, всегда будешь крайним. Кто-то бегал трусцой и от перенапряжения упал, парализованный, прямо на дорожке. А если не бегать, растолстеешь, станут болеть суставы и начнутся проблемы со спиной, закончится же все смертью от сердечной недостаточности. За этим разговором самоубийцам стало казаться, что они все-таки счастливчики, по сравнению с теми финнами, которые вынуждены влачить жалкое существование на своей несчастной родине. Это наблюдение развеселило их впервые за долгое время.

Однако в каждой компании всегда найдется тот, кто испортит другим веселье. Официант Сеппо Сорьонен без спроса принялся вспоминать Финляндию. Хуже всего, что его воспоминания о родине были исключительно позитивными. Вот взять, например, финскую сауну. По мнению Сорьонена, само ее существование предполагало, что ни один финн не может ни при каких обстоятельствах совершить самоубийство, прежде хорошенько не попарившись. Нежным вкрадчивым голосом Сорьонен стал рассказывать о карельской сауне по-черному. Там он провел самые прекрасные дни своей жизни. Обычная маленькая банька из строганного бревна. Он парился там с отцом и матерью: сауну топили всей семьей, отец колол дрова из ольшаника, который срубили прошлым летом, мать сметала пыль с полок, пекла пироги, а Сеппо поручали таскать воду. Отец слегка был выпивши, а мать ворчала, как обычно. Из-за мусорной кучи, склонив голову набок, глядели сороки на крышу сауны, откуда валил густой ольховый дым, превращавшийся в облака. Его аромат Сорьонен помнил до сих пор. На полке в темной комнате между отцом и матерью сидел, задрав голову высоко вверх, маленький мальчик. Он сидел молча, горячий пар ласкал его тело. Мальчику разрешали плеснуть воду на камни. Отец говорил, что хватит, и мать поддерживала, мол, не переусердствуй, Сеппо… Отец смотрел на большие отвисшие груди матери с каким-то застывшим выражением, и Сеппо смутно догадывался о некоей тайне, объединявшей их, которую ему пока не дано понять. Мать давала Сеппо веник и просила, чтобы он немного похлестал ей спину, только не очень сильно. «Да не бей так, сынка!»

Мать была родом из Уураса, что под Выборгом, отец – водитель из Похьянмаа. После первого пара Сеппо выбегал на берег озера и нырял, хотя еще не умел плавать. Отец дрессировал собаку, мать на мостках полоскала розовое белье. После этого следовало сразу же возвращаться в парилку, теперь отец начинал париться по-настоящему. Горячий воздух проникал во все уголки сауны, но Сеппо не спешил спускаться, хотя мать уже приготовила таз с водой для мытья.

«Не забудь вымыть свой краник», – говорила мать, уходя. Вместе с отцом они еще несколько раз поддавали пару и только после этого, как два взрослых мужчины, они направлялись через двор к избе, где царил аромат только что испеченных пирогов. Мать наливала Сеппо полный стакан молока, а перед отцом стоял пустой стакан. Запах льняных полотенец витал над отцом и сыном, мальчик заворачивался в полотенце с головой, а из-под отцовского мать вытаскивала бутылку водки, ту самую, из которой он уже успел отхлебнуть в дровяном сарае. Мать наливала ему в стакан и уносила бутылку. Они смеялись, и Сеппо все понимал.

Сеппо со стаканом молока и пирогом выходит на улицу. Стоя на лестнице, он пьет молоко, закусывая пирогом, смотрит на озеро, оно такое же спокойное, как этот незнакомый водоем в Норвегии, десятки лет спустя. Там солнце закатилось, а тут уже восход. Разбередив всем душу приятными воспоминаниями, официант Сорьонен признался, что ему доводилось еще и стихи писать. Он прочел несколько строк. Они тоже не были печальными.

– Испортил нам грустное настроение, – решили все.

Разговор понемногу угас. Сон, не ведающий о грядущем, окутал лагерь. Полковник, задернув вход в палатку, улегся спать головой к выходу. Солдаты как собаки: они охраняют, даже если в этом нет необходимости. В полусне полковник заметил, что проректор Пуусари уютно устроилась рядом с ним.

Глава 21

Старший следователь Полиции безопасности Эрмей Ранккала неохотно листал альбом, в который старательно заносил сведения о самом значительном происшествии за все лето. Из-за этого запутанного дела ему пришлось отложить отпуск. И сейчас, знойным летним днем, он сидел в обшарпанных стенах канцелярии на улице Ратакату и думал о том, что ничто в работе не приносит ему радости. Какое дело ни возьмешь, обязательно это окажется что-то неприятное, мрачное, таинственное и трудное. Эрмею Ранккале было почти шестьдесят. Он был сыт по горло неблагодарной работой в полиции. Эта организация не пользовалась уважением. Враждебно настроенный народ и особенно СМИ делали все, чтобы обесценить их важную и часто необходимую работу. Любой неизвестный журналюга мог тиснуть в газету свои бесстыжие рассуждения, а исправлять неточную информацию не входило в обязанности сотрудников Полиции безопасности. Когда работа секретная, о ней часто распространяется ложная информация, и именно из-за того, что она секретная, ошибки исправлять нельзя. Этот парадокс портил следователю Эрмею Ранккале настроение и отношение к миру вообще. Сам он казался себе невидимым рыцарем-защитником, простирающим спасительную длань над всей нацией, но неблагодарный народ кусал эту руку, так как не знал своего благодетеля. Эрмей Ранккала цинично усмехнулся. Народ публично делает глупости, пагубные последствия которых приходится исправлять тайно. Секретная полиция может быть общественной, но не публичной. То, чем он сейчас занимался, поначалу казалось обычной ерундой. На рабочем столе Эрмея Ранккалы оказалась вырезка из газеты, речь в ней шла о людях, планировавших совершить самоубийство. Он без особого интереса принялся выяснять подробности дела. Вообще-то самоубийства не входили в сферу интересов Полиции безопасности, но подобная массовая акция явно требовала внимания. Старший следователь без труда выяснил, что за объявлением в газете стоит известный своими темными банкротствами бизнесмен Онни Релонен. За ним следили от почтового отделения до домика в Хяме. Выяснилось, что он намеревался организовать в Хельсинки тайное собрание. К делу подключился еще какой-то полковник. Ранккала послал своего человека на собрание в ресторан «Певчие». Оно оказалось более масштабным событием, чем ожидалось, но все же не нарушавшим закон, а главной его целью была терапия. Безопасности нации семинар самоубийц напрямую не угрожал. На этом можно было о нем забыть, если бы после собрания не произошла таинственная смерть при весьма загадочных обстоятельствах. У следователя возникли смутные подозрения. Интереснее всего было то, что смерть зафиксировали в резиденции посла Южного Йемена. Получалось, группа лиц, склонных к самоубийству, была определенным образом вовлечена