Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Хоть из дома уходи! — с горечью подумал он. — Нет проку от меня”».
— «Нет проку от меня», — прочёл Мякин и подумал, что нет смысла читать далее эту галиматью.
Он заглянул в середину книжки и прочёл один маленький абзац, в котором Орбодин журил госпожу Орбодину за какую-то бытовую ерунду. Глаза Мякина закрывались сами собой, усталость от чтения и расслабленный массажем организм увели его мысли куда-то далеко от санатория — туда, где он был в детстве, — и Мякин вопреки желанию крепко уснул.
И снилось ему детство: как будто идёт он мальчишкой по громадному полю. Высокая трава — выше пояса — колышется до самого горизонта, и будто бы видит он далеко-далеко, на самом краю зелёного моря травы, человека. Человек медленно приближается к нему, и расстояние между ними постепенно сокращается.
Мальчишка пытается бежать навстречу, но как ни старается, до этого незнакомца ещё далеко. А трава качается под струями ветров то в одну, то в другую сторону. Вот уже и времени немало прошло. Вот и солнце клонится к закату и того и гляди скроется за дальней кромкой поля. И вот наконец-то мальчишка близко видит незнакомого человека и видит, что лицо ему очень знакомо — так хорошо знакомо, что он знает, что это точно он, но только совсем немолодой. И что-то шепчет ему этот незнакомый знакомый человек. И по губам он читает эти слова. Непонятные пока что ему слова: «Здравствуй, моё прошлое».
Мякин открыл глаза. За окном было темно.
«Сколько же я проспал — наверное, уже вечер, а может быть, и раннее утро?» — подумал он и обнаружил себя в одежде на кровати. Рядом лежала раскрытая чёрная книга. Мякин взглянул на часы — стрелки показывали шесть тридцать. Мякин прислушался: в коридоре послышались шаги и чей-то приглушённый разговор.
«Наверное, это вечер», — подумал Мякин и осторожно встал с постели.
Послышался тихий стук в дверь.
«Кому это я понадобился?» — подумал Мякин и взглянул в зеркало. Своё лицо ему не понравилось — слишком помятое и абсолютно безразличное к окружающей обстановке.
В дверь снова постучали. Мякин включил большой свет, поправил причёску, размял пальцами лицо, подошёл к двери и спросил:
— Кто там?
Из-за двери донеслось:
— Свои, камарадос.
«“Заправцы”», — подумал Мякин и открыл дверь.
За дверью обнаружились пузатый и экстрасенша. Их поначалу настороженные физиономии, как только Мякин попытался изобразить приветливую улыбку, расслабились, и пузатый радостно произнёс:
— У нас для вас хорошая новость.
Мякин машинально сделал удивлённое лицо, а пузатый продолжил:
— У нас теперь есть хорошее, новое название — постарались наши члены-ветераны. Мы теперь будем юстицины.
— Юстицины? — вопросительно повторил Мякин.
— Да, юстицины, — подтвердил пузатый. — Ударение на предпоследний слог. — И он повторил новое название.
Мякин подумал, что следует пригласить камарадос в номер, и жестом предложил им пройти дальше.
— Нет-нет, — скороговоркой ответил пузатый. — Мы только на минуточку — так сказать, проведать. Вас не было за обедом. Мы, так сказать, заволновались. — Пузатый взглянул на экстрасеншу и добавил:
— Подумали: не заболели ли? Вот и пришли.
Мякин посмотрел экстрасенше прямо в глаза.
— Да, проведать, — подтвердила она и, как показалось Мякину, несколько извиняющимся тоном добавила: — Надеюсь, мы за ужином и потом…
Мякин удивлённо перебил её:
— За ужином?
— Да, — уже совсем смущённо подтвердила экстрасенша.
Пузатый взглянул на часы и произнёс:
— Ужин через четверть часа. А потом банкет. Уж не пропустите! Отметим новое название.
— Вы придёте? — тихо спросила экстрасенша.
— Да, — ответил Мякин.
Наступила какая-то пауза, когда вроде бы разговор закончен, но кому-то ещё что-то хотелось сказать. Мякин стоял у дверей и ждал, а гости (уже не гости, а юстицины, с ударением на предпоследнем слоге) тоже стояли в некоторой нерешительности. Пузатый переступил с ноги на ногу и сказал:
— Ну, мы тогда пошли.
— Да, конечно, — согласился Мякин и подумал, что был не прав, когда исключил экстрасеншу из рядов.
Пузатый не очень ловко подхватил экстрасеншу под руку, и они направились по коридору в сторону столовой. Мякин закрыл дверь и поворчал на себя:
— Проспал весь обед, новый человек! Так всё проспать можно!
За ужином все молчали, только экстрасенша в самом начале вроде как извинилась за утреннее поведение. Она произнесла:
— Простите, утром мне нездоровилось.
Мякин молча кивнул и быстро расправился с принесёнными блюдами — аппетит из-за пропущенного обеда у него разыгрался не на шутку. Молодёжь тоже помалкивала, и было похоже, что днём они немного поссорились. Более всего обижалась девушка. Она явно делала вид, что ужинает через силу и еле-еле терпит присутствие за столом остальных отдыхающих. Мякину такая обстановка совсем не нравилась — он поднялся из-за стола, пожелал всем приятного аппетита и удалился для подготовки к вечернему банкету.
Сегодня вечером банкетный зал был полон. Мякин сначала удивился этому обстоятельству, но, вспомнив, что сегодня была суббота, понял: народ в преддверии выходного решил разгуляться.
У дальней глухой стены зала был заметен то ли затейник, то ли ведущий вечера — маленького роста мужчина в светлом костюме с чрезмерно радостной улыбкой. Ведущий постоянно шутил в микрофон и даже, кажется, собрался петь. «Юстицины» расположились за большим столом. Все пятеро оживлённо что-то обсуждали и не обращали внимания на появление Мякина у входа. А он, стараясь рассмотреть всех присутствующих в зале, уверенной походкой неторопливо направился к ним. Одинокого в зале не было.
Экстрасенша первой заметила Мякина и, приветливо улыбнувшись, что-то сказала пузатому. Тот вскочил из-за стола и, неожиданно для Мякина, кинулся ему навстречу.
— Как мы рады, что вы здесь! Как мы рады! Пойдёмте, пойдёмте! Все вас ждут!
Мякина усадили между пузатым и экстрасеншей. Присутствующие, почему-то с каким-то заговорщицким видом, разглядывали Мякина так долго, что ему некоторым образом стало неуютно. Он попробовал сделать довольное жизнью лицо, вспомнил, как прошлым летом в выходной день, лёжа в густой траве на даче у знакомых, во все глаза смотрел на тихо плывущие облака. Если долго сосредоточиться на каком-либо из них, то можно заметить, как меняется его форма. В тот день облака постепенно таяли, растворялись. От маленьких за какие-нибудь минут пятнадцать ничего не оставалось, и ярко-синего неба становилось всё больше и больше.
— Алексис, вам слово, — произнесла интеллигентка. — Объявите нашему другу наше предложение.
Мякин подумал, что он уже знает об