Лейтенант-пехотинец не ответил. Зачем спорить с очевидным?

– И всё же – мы здесь. Другим так не повезло.

Из четырёх канонерок, сопровождавших экспедицию, до порогов добралась только «Абу Клеа». «Тамаи» и «Эль Теб» остались далеко позади. Первая была разбита батареей дервишей и затонула. Вторая получила сильные повреждения и то и дело останавливалась для ремонта машин. В конце концов, судно отстало, и судьба его пассажиров (в числе прочих, на «Тамаи» погрузился генерал Гордон с остатками своего штаба) была неизвестна. Не приходилось, впрочем, сомневаться, подумал Колвилл, что она трагична – как и всё, что связано с этой злосчастной экспедицией…

Третья же канонерка, «Меттема», которой командовал однокашник Колвилла по колледжу Харлоу, второй лейтенант Грин, почти сумела добраться до порогов.

Увы – только почти.

Колвилл привычно пересчитал картечницы Норденфельда, закреплённые по бортам канонерки. Пять штук – не так уж и мало. Он помнил, как снимали их с полевых лафетов под градом пуль; как платили десятками жизней за каждую из тех, какие удалось взять на борт. Если бы не картечницы – им нипочём не удалось бы отбить пять или шесть – кто их считал? – нападений, когда с берега, заросшего папирусом, на канонерки кидались лодки с вопящими фанатиками-дервишами. И – откатывались назад, оставляя на воде разбитые доски и трупы, трупы, трупы…

Командир «Меттемы» допустил роковую ошибку, слишком уклонившись от фарватера – и в опасной близости от низкого, заросшего папирусом, берега. Такое уже случалось, и тогда другая канонерка давала задний ход, отцепляла буксируемые лодки и долго, мучительно стаскивала товарку с илистой отмели.

Но – не в тот раз. С берега ударили ружья, в ответ зачастили выстрелы с «Меттемы», но было уже поздно. Жалкие полсотни футов, отделяющие злополучную канонерку от папирусных зарослей, дервиши преодолевали кто вплавь, кто на жалких лодчонках, куда они набивались так, что низкие борта черпали нильскую воду. Треск картечниц захлебнулся в гортанных воплях, и с борта в мутнокоричневую нильскую воду полетели трупы. Все, как один – без голов.

Офицеры умоляли Колвилла выпустить в захваченную «Меттему» несколько снарядов из кормовой скорострелки. Он отказался – зачем? Дервишам наплевать, какая цена будет заплачена за успех, а десяток-другой убитых фанатиков не стоят истраченных снарядов, каждый из которых сейчас на вес золота.

Армейский офицер стащил с головы белый пробковый шлем. Волосы у него были слипшиеся, мокрые.

– Я не устаю гадать, Стэнли, откуда у дервишей современные пушки? Вы знаете, вчера вечером…

И принялся вытирать большим клетчатым платком лоб. Вытер, аккуратно сложил платок и спрятал в боковой карман кителя.

– Так о чём я? Вчера вечером умер мой старый приятель, ротмистр из Четвёртого полка. Он получил пулю в грудь во время той безумной атаки. Долго боролся за жизнь, бедняга, но костлявая всё же взяла своё.

Колвилл кивнул. Когда Гордону стало ясно, что под огнём полевой батареи дервишей боевые порядки англичан долго не продержатся, а малокалиберные скорострелки канонерок ничем не могут помочь избиваемой шрапнелью пехоте, он бросил в дело свой последний резерв, эскадрон Четвёртого гусарского полка.

Кавалеристы честно выполнили свой долг – нескольким удалось даже доскакать до орудий и схватиться с прикрытием – но успеха не добились. Из атаки вернулось всего восемнадцать человек, все жестоко израненные.

– …так вот он уверял, что, когда рубился с дервишами на лафетах пушек, то ясно слышал турецкую речь. А он, должен вам сказать, некоторое время в Турции и даже умеет немного говорить на их языке…

С берега взвилось белое облачко. До мостика долетел звук ружейного выстрела.

– Кто там ещё на нашу голову? – встрепенулся Колвилл. – Боцман, расчёты к орудиям!

Лейтенант-стрелок поднял к глазам бинокль.

– Это египтяне, Стэнли! Я узнаю мундиры гвардейцев хедива.

Колвилл чертыхнулся – с явным облегчением.

– Похоже, наши посланцы добрались до Каира, и оттуда прислали помощь. Слава Создателю, теперь наши беды позади!

Лодки подошли к «Абу Клеа» с носа – по бортам места не оставалось из-за барок. Колвилл пригляделся. Верно египетские солдаты, все в форме конных стрелков гвардии хедива. Белые полотняные куртки и штаны, красные, на турецкий манер, фески – он вдоволь насмотрелся на эту форму за время экспедиции.

На мостик взбежал египетский офицер. Колвилл козырнул, приветствую союзника, тот ответил на отличном английском. Египтянина интересовали в первую очередь, других канонерки – где они, сильно ли отстали? Узнав о печальной судьбе остатков речного каравана экспедиции, он сокрушённо покачал головой.

– Мы поможем вам переправить судно через пороги. В Каире с нетерпением ожидают подробностей о вашей экспедиции. Что, генерал Гордон у вас на борту?

– В последний раз я видел генерала, когда он поднимался на борт «Тамаи». Боюсь, не стоит рассчитывать на то, что он жив.

Египтянин кивнул и отвернулся – на миг Колвиллу показалось, что во взгляде его мелькнуло удовлетворение.

«…или просто отблеск солнца от нильской глади?..»

– Что касается подробностей – насколько мне известно, генерал отправил детальнейшее донесение сушей, с конными нарочными. Они давно уже должны были добраться до Каира. Неужели им что-то помешало?

– Возможно, возможно… – сухо ответил египетский офицер, и Колвиллу снова почудилась мимолётная радость в его глазах. – Берега Нила кишат головорезами-махдистами.

По трапу застучали тяжёлые башмаки – на мостик карабкался египетский унтер-офицер. Залез, вытянулся во фрунт перед начальством и что-то протараторил.

Лейтенанта словно громом поразило. Хоть он и не знал, как покойный гусарский ротмистр, турецкой речи – но уж отличать её от арабского мог. Всё ещё не веря собственным ушам, он перевёл взгляд на офицера-стрелка– и увидел, как хищно заострилось его лицо, как рука скользнула к кобуре на поясе.

Физиономию «египтянина» исказила гримаса досады. Он гортанно выкрикнул команду и без замаха, коротко, умело ударил Колвилла в живот. Несчастный согнулся вдвое и упал на колени, и это помешало ему увидеть, как унтер ударом приклада сбил с ног пехотного лейтенанта, а когда тот растянулся на палубе – с размаху пришпилил его штыком к доскам. Как хлынули на палубу солдаты из лодок, как замелькали клинки в их руках, как брызнула кровь. Последнее, что он увидел в своей жизни, был высверк лезвия кривого турецкого ножа, перехватывающего ему гортань. Колвилл ещё был жив, когда двое солдат перевалили его через леера, и он рухнул в нечистую воду, подняв фонтан брызг – одно из многих окровавленных тел, сыплющихся с борта захваченной канонерки.

Средиземное море. Где-то на подходах к Александрии. Броненосный таран «Гамидие».