Сыну же принадлежит великое высказывание. Тоже лет в 5. С восхищением и замиранием сердца нужно произносить: «Когда я стану взрослый, я буду лысый и толстый — точь-в-точь как папа». Обиделся, что мы смеемся. Искренне надеюсь, что не будет, как папа. Пока он высокий, худощавый, с густой шевелюрой. Но это ведь все пока. Мечта то впереди, маячит, манит.

И со временем все меняется и перерождается. То, что было мифом и высокой трагедией, становится сказкой для малых детей в исполнении старого деда на печке. Был тебе и Минотавр, и лабиринт, и Тесей. А остался один лишь бычок, смоляной бочок. Идея принесения жертвы, правда, сохранилась. Но уже вполне готовы взять не жизнью и здоровьем, а гусиками и бусиками.

Глава 11

24 ноября.

Вчера в языковом центре мне дали детскую группу, которая в силу разных обстоятельств постоянно оказывается без преподавателя. Здравствуйте, дети. Как вас зовут? Колямашапетя. Очень приятно. А я марьиванна. «А вы у нас шестая, за последние два месяца», — отвечают мне дети, тем самым видимо давая понять, что запоминать мое имя совершенно не имеет смысла. Ну что ж, нет так нет, давайте заниматься.

Вечером как раз мама позвонила, рассказываю ей эту историю. «Ахахаха, ты у них шестерка!» — мило шутит мама, очевидно, радуясь неизбывности лагерной лексики в нашем языке. Не покидает меня ощущение непрекращающейся войны с мамой. С перерывами на вооруженный нейтралитет. Последние лет эдак 35. До пяти лет я еще считалась хорошей девочкой, тихой и послушной. Потом испортилась. А новую так и не завели.

В отличие от мамы, бабушки — это чистая концентрированная любовь. Вкачанная пинтами, галлонами, баррелями в раннем детстве. Про бабушкину историю семьи знаю смутно. Хотя эта история неоднократно рассказывалась, но как то всегда урывками и полушепотом. Хотя, казалось бы, давно уже можно говорить вслух. Но кто его знает, как все повернется. Однажды мне довелось прочитать записи от руки в школьной тетрадке — их сделала младшая бабушкина сестра, та, которой сейчас около 90лет. И то мне не было позволено ни скопировать, ни сфотографировать эту тетрадь. Сиди и читай здесь, и верни потом, я спрячу. Итак, что я помню.

Была большая зажиточная семья. 9 детей, старшие все сыновья, младшие три дочери. Моя бабушка старшая из дочерей. Отец, мать. Все пашут как проклятые и считаются в деревне крепким хозяйством. В начале 30-х по доносу были раскулачены. Кто-то успел их предупредить и они смогли припрятать один мешок зерна на всех. Были высланы всей семьей на север. В лесу, в начале ноября, стали рыть землянку. Благодаря этому пережили зиму, единственные из всей толпы сосланных. Остальные построили шалаши или что там можно было зимой в лесу построить наземного. Весной решили возвращаться в город. Не в свой, конечно, но южнее места ссылки, туда, где можно жить. Передвигались по ночам, на плотах вниз по реке, укрыв детей какой-то ветошью. Я не знаю, как они тут смогли зацепиться, без средств и документов. Но как-то смогли. Мать, отец и 9 детей все дожили до глубокой старости. Обзавелись в свою очередь семьями, детьми. Один только пропал без вести в войну. Самая младшая так и не пошла ни в какой замуж, всю жизнь проработала учительницей английского. Хранит эту тетрадку.

И когда я думаю об этой истории — все мои трудности выглядят ерундой. Если выжили они — то я выживу в любом случае. Это не обесценивание. Это сопоставление масштабов. Вторая мысль — мы все есть только потому, что тогда было этот мешок зерна. Но этот образ уже не кажется таким важным. Потому что если бы не они — выжил бы кто-то другой. Человеческая масса все равно осталась бы. Сейчас какая-то другая женщина сидела бы и писала не эту, так какую-то похожую историю. И примерно те же понятия и слова витали бы в воздухе. Ноосфера никуда не исчезла бы. Разве что слегка видоизменилась. Тот же набор смыслов опускался бы нам на голову снежинками. А мы ловили бы их ртом и глотали, и выдавали потом за свои.

Может быть это конечно ошибка выжившего. Но уже как есть. Вкусные снежинки.

…..

Про вторую бабушку тоже мало на самом деле знаю. Ее звали Капитолина. То ли в честь Капитолия, то ли в честь Карла Маркса. К святцам во всяком случае привязки нет. Она тоже была старшей из трех сестер. Их отец погиб на войне. Их мама как-то выкрутилась, выкормила всех, дала им всем по меньшей мере среднее образование. Из деревни все перебрались в город. Бабушка работала в молодости на хлебозаводе. Мне смутно помнится размытая фотография, где ее тугие косы уложены на манер плетенки вокруг головы, на фоне свежевыпеченного хлеба. Потом дед ее как-то перетащил в строительную контору сметчицей. Всю жизнь она считала, что он умнейший человек на свете. Тем, что он еще и величайшая сволочь, считалось, что можно пренебречь. Долго выхаживала его последние годы его бесконечных болезней. Потом еще 10 лет они втроем с сестрами по очереди были сиделками для своей лежачей матери.

……….

Почему-то вспомнились мне пластинки. В детстве у меня, как и у миллионов советских детей, были такие волшебные и завораживающие, черные твердые диски. Были еще какие-то полуобморочные мягкие голубые, но всерьез их сложно было воспринимать. Что может быть хорошего на таких записано? То ли дело эти, большие, жесткие, надежные. Их полагалось беречь и очень аккуратно, ни в коем случае не прикасаясь к поверхности, а еще лучше не дыша, убирать в плотный бумажный конверт. Чебурашка был дороже родной матери. До сих пор так явственно вижу эти апельсины. Сейчас в ноябре улицы уже декорированы ящиками с хурмой. Но возникают в памяти те, тогдашние ящики с апельсинами. Никитины пели про пони. Еще была пластинка про Али-бабу. Но для этого уже нужно было идти в гости к родственникам. Ты дашь мне мерку, Фатима? Благослови, Господи, на семь поколений вперед тех людей, кто это создавал и распространял.

А самое занятное — что вот теперь, встретившись случайно с человеком, который был фанатом той же пластинки, можно целый час разговаривать цитатами — и не надоест. И главное больше ничего можно не добавлять. И так прекрасно общаетесь. В этом и есть смысл общения — кидать друг другу понятный код? Просто мяч. Разноцветные мячи известных обеим сторонам реплик.

Меня