Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, но я почти не помню, как проводил выходные тогда. По крайней мере, в те три четверти года, что я прожил в Пугачёвском доме.
Помню, уезжал в К… Обычно в связи с какими-то хлопотами. Денег в то время, кажется, у всех было как-то мало, поэтому даже на проезде приходилось экономить. Смутно: с Вадимом на машине помогал Поли переселяться; Вадим хмуро-сосредоточенный, Поли отстранённая, я — неприкаянный.
Потом ещё — прошение о разводе (хотя, думаю, это было не в выходной; я отпросился в будни и уехал на дневном автобусе). Промозглым осенним вечером ждал Поли в невесёлом загсовом сиднестоянии. Вдруг повалился на пол какой-то древний немощный старичок (непонятно, что ему делать было в ЗАГСе этом, не разводиться же!). Я бросился на него орлом и принялся авторитетно и бойко реанимировать (возможно, с той злополучной кладбищенской ночи в Просцово агонирующие люди не давали мне покоя, и я всё стремился их спасти; лишь со временем я стал уверенно дифференцировать и отсортировывать эпилептиков и пьяных и постепенно пригасил это свое реанимационное рвение). Тогда, кстати, мне думается, был некоторый толк от реанимации моей. Переходя от искусственного дыхания к массажу, я бойко регулировал активность скопившейся вокруг толпы. Кого-то сразу же отправил звонить. А «скорая» же от ЗАГСа в двух кварталах (что где-то даже иронично), и бодрые ребята в синем примчались минут через десять со своими волшебными чемоданчиками. Они почему-то меня отругали и грубо согнали со старичка. Возможно потому, что к их приходу старичок уже стал самостоятельно продыхиваться и даже глаза приоткрывать, и мои действия могли показаться им излишними. Отогнав меня, они измерили деду давление, переложили на носилки и уволокли. Я вернулся в свой угол. Никто меня не похвалил, только кто-то из работников попросил вернуть ножницы, которые я с них стребовал, когда понял, что одежда на старичке излишне плотная и как будто даже пуговиц лишённая. Я же был доволен (хотя и не преминул в очередной раз отметить про себя эту чёрствость человеческую). Потом пришла нейтральная, официально-ровная Поли. Нам выдали бланки и образцы заявлений. Следовало указать причину. Поли подсказала: несходство характеров. Поли же, как и Алина, была ведь отличницей, одна из двоих лучших на своём педиатрическом потоке. Кому же, как не ей было подсказать мне, как надо! Загсовики уведомили меня о дате выдачи свидетельств и постановки штампов, а также о том, что мне следует уплатить пошлину государству определённого размера. Я впервые услышал об этом и удивился. Впрочем, размер суммы был относительно приемлемый, что меня успокоило. Странный это был вечер. Вернул к жизни какого-то чужого дедушку и официально, на бумаге, убил свой первый брак.
Дело же шло к следующему браку. Родители Алины зазвали моих вместе со мной на совместный ужин. И в один из моих приездов мы туда отправились. Папа был на подъёме. Бойкий, уверенный и даже весёлый. Маман, обычно доминирующая, в течение его тирад смиренно помалкивала. Я удивился. Мне всегда казалось, что в компании он должен быть зажат. Помню мамины слова за столом: «Ну что же, видно, что они друг друга любят. Получается, нам только благословить остаётся». Алинины родители поддержали сей тезис. Помню ещё, Алина с сестрой Алёной выпили и танцевали. По уходе моих, Алинина мама разразилась дифирамбами моему папе. Я сказал, что моя мама, кажется, тоже ничего (я же никогда не сомневался в её компанейскости). На что моя будущая тёща объявила, что мама моя — просто обычная женщина, а вот папа… Я ещё раз удивился.
Почему-то особенно отчётливо помню мои возвращения в Просцово после выходных. Один раз с Алиной, декабрьским темнющим вечером (она, видимо, выщербила себе неделю на учёбе и работе). Мы эйфорично читали вслух О`Генри в полупустом автобусе. Вдруг парень позади грубо оборвал нас, развязно и едва ли не матом объявив, что ему глубоко…, что нас там в нашей частной жизни радует, а только он тут, в автобусе, имеет право на тишину и покой. Мы предложили ему пересесть, но он еще пуще раззадорился. Мы улыбнулись, конечно, этой молодой гопниковской глупости (мы же взрослые, а он щенок), но настроение было испоганено. Паренёк вышел в Боброво (как и ожидалось), но читать вслух в автобусе мы уже не стали. Дочитывали у печки в Просцово. Это был рассказ «Третий ингредиент». Там было про любовь и американскую общагу, о том, что надо было соорудить еду из картошки, чего-то мясного и лука. Но лука не было. В этом рассказе востребованная луковица была обозначена как «размером с будильник», от чего я хохотал долго-долго, и Алина тоже смеялась.
В другой раз я возвращался один, зимним утром. Я читал Исход. Египетские казни… Я поднял глаза. Слева — деревенька Пархово с этой своей накренённой по-пизански церковью. Я думал: опять похоже на сказку-легенду. Но. Если это действительно было?.. Как же велика сила Божья! От Пархово до Просцово метров 300. Вот и он, Пугачёвский домик, маленький, типовой, обложенный белым кирпичём, как и другие домишки рядом. Поворот. Школа. Снег лежит. Солнце. И эти египетские казни внутри этой загадочной вечной книги, что в руках моих сейчас.
Однажды случилось в Просцово убийство. Жена (уже в годах) убила мужа. Меня вызвали. Там уже бегали милиционеры. (В Просцово было два милиционера, оба полуспившихся.) Мне была не очень понятна моя роль, отчего было слегка тревожно. Она зарубила его топором, кажется. К моему приходу тело уже увезли. В медицинской помощи срочно нуждалась женщина-убийца. Откуда-то десантом с неба явилась родственница из Краснодара и, не давая мне ни слова вымолвить, убеждала меня настойчивой скороговоркой, что мне следует сестру её срочно госпитализировать, после чего экстренно перенаправить в К-ю психиатрическую клинику, где бы уверенно подтвердили её невменяемость, что спасло бы её от тюрьмы. Покосившись на милиционеров (парная «элита»), я увидел, что они, в целом, согласны с такой постановкой вопроса. Женщину-убийцу помню смутно. Она как-то была незаметна во всей этой суете, молчалива. Я привёз её в больницу и сделал ЭКГ. На другой день (это была суббота) мы на «буханке» повезли её в Леднёвскую психиатрическую клинику в К… Я был рад, что халявно прокатился в К… благодаря этому случаю. Передавая её с милицейскими направлениями в руки психиатра, мужчине лет 35, я разразился потоком сведений о состоянии здоровья пациентки с точки зрения врача-терапевта, включая данные ЭКГ. Психиатр снисходительно усмехнулся и сказал, что для него ЭКГ уже давно —