Азирафель. Овсянку, что ли?

Кроули. Нет! Ну, в общем, мы сеем смуту и раздор. А то при короле Артуре в стране сплошь тишь да гладь. Поэтому я тут и… сею.

Азирафель. Ну а я… должен посеять мир.

Кроули. Получается, мы вкалываем на этих болотах как проклятые, сводя на нет все усилия друг друга?

Азирафель. Можно сказать и так. Тут правда сыровато.

Кроули пришла судьбоносная мысль…

Кроули. Было бы куда лучше, если бы мы сидели дома и докладывали начальству, что выполнили всё, о чем нас просили, правда?

Азирафель (потрясенно). Но ведь это же обман!

Кроули. Пожалуй. Но результат был бы тот же. Каждый из нас по-прежнему сводил бы на нет все усилия другого.

Азирафель. Но, мой дорогой… они же проверят! Михаил в некотором роде педант. А Гавриила лучше не сердить.

Кроули. Моим есть чем заняться: им некогда проверять отчеты с земли. Главное, чтобы документы были в порядке, остальное их не волнует. Я хочу сказать, пока начальство видит, что ты стараешься…

Азирафель. Нет! И речи быть не может. Да как ты осмелился предложить мне такое! Этого разговора не было, и точка. Всё, ни слова больше.

Кроули (разочарованно). Ладно.

Азирафель. Ладно.

306 ИНТ. ТЕАТР «ГЛОБУС», ВЕЧЕР, 1601 г.

КАРТОЧКА С ТИТРАМИ: ТЕАТР «ГЛОБУС», ЛОНДОН, 1601 г.

В театре «Глобус» идет спектакль. Из зрителей в зале только удрученный драматург, ШЕКСПИР, да Азирафель. Ну, может, еще ТРИ-ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА: кто дремлет, кто сидит, развалясь, и не обращает никакого внимания на сцену. Также в зале присутствует ТОРГОВКА УСТРИЦАМИ: у нее на лотке наподобие тех, с которых продают мороженое, разложены апельсины, копченая рыба, устрицы и виноград. Азирафель покупает виноград.

Торговка устрицами. Копчушки! Виноград! Устрицы! Апельсины!

Азирафель. Мне винограда, пожалуйста. Что за прелесть!

Входит Кроули, замечает Азирафеля. Направляется к нему. Стоящий на сцене ГАМЛЕТ разочарованно смотрит в пустой зал… и устремляет взгляд на них.

Кроули. Ты же вроде говорил, что здесь нас никто не заметит. Сольемся с толпой.

Азирафель. Я и сам так думал. Хочешь винограду?

Кроули. Постой-ка. Это очередная шекспировская тягомотина? Тогда ясно, почему в зале пусто.

Азирафель. Тише ты. Это он.

Азирафель шикает на Кроули. К ним подходит Шекспир.

Шекспир. Будьте так любезны, благородные господа, сделайте маленькое одолжение: нам нужен отклик из зала.

Азирафель. В смысле, появится тень его отца, и я должен крикнуть: «Он у тебя за спиной»?

Шекспир. Именно так! Вы нас очень обяжете. Актеры почувствуют, что их труд ценят по достоинству. (Гамлету.) Господин Бёрбидж, пожалуйста, произносите ваш текст плавно.

Гамлет. Я зря теряю здесь время.

Азирафель. Вовсе нет, вы играете великолепно. Мне очень нравятся ваши… ваши речи.

Гамлет. А что думает ваш друг?

Азирафель. Он не мой друг. Мы не знакомы. Никогда прежде не встречались.

Кроули. Я думаю, что вам следует продолжить пьесу.

Шекспир. Да, Бёрбидж. Будьте добры.

Гамлет колеблется, затем…

Гамлет. Быть или не быть, вот в чем вопрос…[9]

Азирафель воспринимает эту фразу как намек…

Азирафель. Конечно, быть! То есть не быть! Вперед, Гамлет! Выше голову!

Гамлет благодарно показывает Азирафелю два больших пальца и продолжает монолог. Шекспир одними губами подсказывает ему текст, точно гордый родитель.

Азирафель. Прекрасно играет, не правда ли?

Кроули. Над ним не властны годы. Не прискучит его разнообразие вовек[10].

Шекспир. Отлично сказано.

Вынимает клочок бумаги, записывает фразу.

Азирафель. Чего ты хочешь?

На сцене продолжается монолог.

Кроули. Да почему тебе вечно кажется, будто бы я чего-то от тебя хочу?

Азирафель. Потому что от тебя не жди добра.

Кроули. Ну конечно. А ты, значит, воплощенное добро? Всеобщий благодетель?

Азирафель. Нет мира… эээ… благочестивым[11]. К концу недели мне надо быть в Эдинбурге. Кое-кого осчастливить, сотворить небольшое чудо. Придется ехать на лошади.

Кроули. Уж очень после них задница болит, после лошадей-то. Как по мне, серьезная недоработка в проекте. От меня вечно ждут, что я буду скакать на этих громадных черных конягах. С горящими глазами. Кстати, ты удивишься, но я к концу недели тоже собирался в Эдинбург. Искушать лидера одного клана угнать чужой скот.

Азирафель. Работенка непыльная.

Кроули. Вот потому я и подумал… ну, в общем, не хочется ездить по пустякам. Тем более мы оба собирались в Шотландию.

Азирафель. И ты намекаешь, чтобы я… не может быть!

Кроули. А что я такого сказал?

Азирафель. Ты предлагаешь, чтобы один из нас отправился в Эдинбург и потрудился за двоих. То есть и чудо сотворил, и грешника искусил.

Кроули. Мы же делали это раньше. Десятки раз. Договаривались как-то.

Азирафель. Даже не заикайся.

Кроули. И твоему, и моему начальству наплевать, кто и как выполнит работу. Им лишь бы вычеркнуть задачу из списка.

Азирафель. Если в аду узнают, не просто разозлятся: они тебя уничтожат.

Кроули. Да откуда они узнают? Давай бросим жребий.

Азирафель (колеблется. Благородная его натура противится такому обману. Но потом он поддается). Ладно. Орел.

Монетка елизаветинской эпохи взлетает в воздух, Кроули ловит ее тыльной стороной кисти.

Кроули. Увы, решка. Тебе ехать в Шотландию.

Стоящий перед ними Шекспир обращается к торговке устрицами…

Шекспир. Каждый спектакль одно и то же, Джульетта. Полный провал. Уж не знаю, каким чудом заманить публику смотреть «Гамлета».

Кроули смотрит на Азирафеля.

Кроули. Ладно. Сам сделаю. Моя очередь.

Азирафель. Правда?

Кроули. И всё равно комедии мне нравятся больше.

307 ИНТ. ТЮРЕМНАЯ КАМЕРА, ФРАНЦИЯ ЭПОХИ РЕВОЛЮЦИИ, ДЕНЬ, 1793 г.

КАРТОЧКА С ТИТРАМИ: ПАРИЖ, 1793 г.

Мрачный сырой застенок. Из крошечного зарешеченного окошка под потолком сочится свет. В окно видна верхушка гильотины… нож летит вниз… Мы слышим ТРЕСК, точно нож гильотины пал на чью-то шею, в корзину валится отрубленная голова, толпа французов ликует. От всего этого Азирафелю, одетому, как английский аристократ, и прикованному цепью к стене, явно не по себе.

Дверь темницы распахивается. Два дюжих СТРАЖНИКА впускают в камеру маленького ПАЛАЧА и уходят.

Палач Жан-Клод (по-французски). О, музыка ножа, о, ликование толпы. Упоительно, не правда ли? Покажите-ка мне вашу шею.

Палач принимается осматривать шею Азирафеля, определяет размер, точно намерен сшить ему воротник.

Азирафель. Гм. Мосье, c’est une grande ошибка… эээ… erreur. Что-то я подзабыл французский. Je pense que quelque chose…

Палач Жан-Клод. Я говорю по-английски.

Снова ПАДАЕТ нож гильотины, слышится ТРЕСК И СТУК.

Палач Жан-Клод. Слышите, как падает нож гильотины? Разве же это не ужасно?

Азирафель. Да. Отрубили голову бедной женщине. Ужасно.

Палач Жан-Клод. Это Пьер. Дилетант. Вечно он раньше времени выпускает