Эйдан ничего не мог ему на это ответить. Оба устремили взгляды в огонь, но и тот предпочел не вмешиваться в беседу двух аристократов.

В спальне они обе переоделись в ночные сорочки, И Мэдлин устроила Мелоди в середине огромной постели, подложив ей под бочок Горди Еву, сделанную, из шейного платка.

— Хочешь, дядя Колин купит тебе завтра настоящую куклу?

Мелоди утянула Горди Еву под одеяло, разгладив «красный шелк так же, как это только что сделала Мэдлин.

— Зачем она мне? — Однако тут же пересмотрела свой слишком поспешный отказ: — Хочу котенка!

Мэдлин улыбнулась. Лучше не давать обещаний, за исполнением которых она не сможет проследить, раз собирается уехать.

— Обожаю котят. Ты каких любишь больше всего?

— Белых, — решительно ответила Мелоди. — Черных. Рыжих.

— А знаешь, какие нравятся мне? — прошептала Мэдлин, наклоняясь ближе. — Больше всего я люблю беспородных котят, самых простых: с большими ушами, косоглазеньких, с длинными хвостами. Просто прелесть!

Мелоди захлопала в ладоши:

— Хочу такого!

Мэдлин улыбнулась:

— Правильно, мышка. Никогда не отступайся от своих желаний.

Она нагнулась, чтобы поцеловать девочку. Это показалось ей совершенно естественным, но когда она выпрямилась, то увидела, что Мелоди рассматривает ее, сдвинув бровки.

— Мэдди, ты правда моя мама?

Мэдлин прижала руку к солнечному сплетению, где от стыда скрутился тугой узел боли. Неужели ложь никогда не закончится?

— Я… — Она судорожно сглотнула и улыбнулась. — Сегодня я была твоей мамой. Можно, я завтра тоже ею буду?

Мелоди секунду подумала.

— Значит, дядя Эйдан — мой папа.

Мэдлин отвела с бледного личика малышки локон.

— Да, выходит, так.

Ей было непонятно, почему Эйдан не велел Мелоди называть его папой. Может быть, он все еще боится близко подпускать людей к себе — даже собственного ребенка. И это, наверное, тоже ее вина: ведь это она разбила ему сердце!

Малышка опять долго молчала. Что происходит сейчас в головенке этой умненькой мышки? А потом Мелоди улыбнулась, закрыла глаза и еще крепче прижала к себе Горди Еву:

— Ночи, Мэдди.

— Доброй ночи, мышка.

Когда она отставила горящую свечу на безопасное расстояние и ушла из комнаты, Мелоди еще немного выждала, а потом открыла глаза. Потом достала Горди Еву из-под одеяла, чтобы видеть в полумраке ее нарисованное лицо.

— Когда ты вырастешь, то будешь жить в большом доме высоко-высоко, и у тебя будут папа и мама… и еще один папа…

Внезапно встревожившись, Мелоди нахмурилась.

— Не знаю, можно ли иметь двух пап. Кажется, это не положено.

Эйдан остался один в темной гостиной. Уходя, Колин захватил с собой свечу. Что ж, так даже удобнее предаваться размышлениям.

Тихий смех донесся в кабинет из спальни, закрывая дверь которой дразнила. Да, конечно! Она сейчас там, со своим мягким, грудным смехом, женственными изгибами рук и очертаниями бедер, едва заметны под свободными линиями ее платья. Источает аромат цветов и теплой женской плоти, который исходит от каждой клеточки ее тела.

Его воображение… нет, мучительное воспоминание! — овладело им целиком и легло на его ладони теплой тяжестью ее грудей, наполнило его рот солоновато-сладким вкусом ее плоти, охватила его член жарким томлением.

— С вами все в порядке?

Он резко выпрямился в кресле и открыл глаза. Мэдлин стояла в дверях его спальни, освещенная сиянием свечи, оставшейся позади нее. Хотя она была одета совершенно пристойно — в сорочку и халат, но они были из тончайшего полотна и казались сейчас почти прозрачными. Все изгибы, все дивные женственные форумы, которыми когда-то он мог наслаждаться, были окружены ореолом просвечивающейся ткани и золотистого света. И воспоминание о том, что когда-то он подарил ей целый комплект сексуального нижнего белья, только усилило его возбуждение.

Она наклонила голову и нахмурилась, всматриваясь втемную комнату, где он застыл в полной неподвижности скованный отчаянным сердцебиением и мучительной болью в паху.

— Эй… милорд! Мне показалось, что вы стонали.

Еще бы! Ему впору было заорать! Эйдану хотелось вскочить с места и обнять ее, прижать к стене и врываться в ее нежное тело, одновременно вторгаясь в ее рот языком. Ему хотелось сделать с ней все, что он делал прежде, и еще многое! Ему хотелось совершить все непристойные акты, о которых он когда-либо слышал, и еще какие-то, которые он готов был придумать сам!

Она шагнула к нему, явно встревожившись, «Остановись, пожалуйста!» Он с трудом поднялся на ноги и отошел подальше от нее, к окну, попытавшись охладить свою похоть, прижавшись лбом к холодному стеклу. Господи! Если она подойдет хоть на пядь, он за себя не ручается, и пусть все катится в преисподнюю!

В преисподнюю или в рай? Сладкий, жаркий рай в ее объятиях…

«Нет! Она ведь дьяволица в темном бархате — помнишь?»

Ее негромкий голос донесся до него из темноты:

— Я знаю, в чем твоя проблема.

«Я в этом очень сомневаюсь».

— Дело в этой комнате. Я тоже здесь с ума схожу. — Она беспокойно передернула плечами. — Если бы мне можно было хоть на час выйти на улицу…

Он мгновение смотрел на ее слабое отражение в стекле. Она права. Конечно, замкнутое помещение на них давит — и, возможно, к этому добавляется доля мужского либидо, давно не имевшего выхода.

— Думаю, я смогу это исправить. — Он повернулся к двери и бросил ей через плечо: — Ну что, ты идешь?

Она обернулась на дверь спальни:

— А как же Мелоди?

Он едва заметно улыбнулся:

— Мы будем близко.

Мэдлин не могла устоять против этой улыбки. Затянув пояс халатика и надев туфли, она вышла за ним в тихий коридор.

Для задуманного (что бы это ни было) Эйдан провел ее в дверь, соседствовавшую с его комнатами: Мэдлин заглядывала туда, когда искала Мелоди. Когда она приостановилась у пыльных ступенек и, сдвинув брови, посмотрела наверх, в темноту, он протянул ей руку:

— Разве ты мне не доверяешь?

Она положила пальцы на его большую теплую ладонь — и мрачный вход моментально показался ей не таким уж пугающим.

— Я не боюсь темноты, — сказала она в свою защиту.

— Знаю. Ты ее любишь. Она помогает тебе почувствовать себя свободной.

Мэдлин удивленно взглянула на него:

— Я тебе об этом не рассказывала.

Он негромко рассмеялся: