– Детский сад, – сказали у меня за спиной.

Он сидел на подоконнике в пяти шагах от меня, со скучающим видом. Тут мне впервые сделалось страшно.

– Твоя наивность граничит со слабоумием. Очень жаль.

Он соскочил с подоконника и шевельнул пальцами. Цепочка моего амулета вдруг дернулась на шее – и стянулась, врезавшись в кожу, как удавка.

Я вцепилась в нее руками. Цепочка резала пальцы и сжималась все туже. От такого натяжения она должна была порваться, эта тоненькая серебряная цепочка, но как я ни старалась, освободиться не могла.

Потемнело перед глазами. Пол вскинулся дыбом и ударил меня в лицо. Только не паниковать, подумала я и забилась в жуткой панике.

Постучали в дверь палаты. Сперва неуверенно, потом резче. Дверь дернулась, но не открылась. Откуда на больничной двери такие прочные замки?!

Я поняла, что теряю сознание. Мир нависал надо мной, перевернутый, с искаженными пропорциями. Я видела снизу конструкцию кровати, шланги капельниц и блестящие туфли «доктора». Я видела, как человек в окровавленной рубашке с безумным лицом подкрадывается к «доктору» сзади. Как заносит стул, держа за ножку…

И он ударил. Стул грохнулся об пол, оставив выбоину на ламинате. «Доктора» на прежнем месте не было – он стоял в другом конце комнаты, за кроватью, и глядел укоризненно:

– Пожил. Признайся, пожил, и знатно пожил! Рассказал бы о своих похождениях, покаялся напоследок, как положено…

Человек в окровавленной рубашке осел, как апрельский сугроб, шагнул вперед и вдруг упал перед «доктором» на колени. Хотел что-то сказать – и схватился за сердце.

– Ну, ну, – «доктор» остановился над ним, скорчившимся на полу. – Альфа-самец. Хозяин жизни.

Он обернулся ко мне. Вдруг весело подмигнул. Цепочка у меня на шее ослабла, давая возможность вздохнуть.

– Ты хорошая девочка, и я могу тебе кое-что предложить со скидкой. Например, сведения о твоем папаше. Оно того стоит.

Я дотянулась до амулета и сжала в кулаке. Отвратительная Тень стояла передо мной. На стенах палаты все ярче проступала вязь символов, а над кроватью, у самого потолка, бурой краской – кровью?! – были написаны четыре слова: «Папа идет на помощь».

Кому?!

– Я не возьму с тебя дорого, – Тень склонилась ко мне, безликая, отвратительная, страшная. – Сделки с посвященными – совсем по другим тарифам. Для начала я оставлю тебя в живых. Кивни, если согласна.

Измененный мир плыл перед глазами. Вместо девушки на кровати лежала мумия, спеленатая белыми нитями. Наверное, Маша была уже мертва.

Не в силах больше смотреть на то, что было у Тени вместо лица, я выпустила амулет. Передо мной был ухмыляющийся «доктор»:

– Созрела?

– А пошел ты!

Он поморщился с сожалением, но в этот момент стена за его спиной пошла трещинами. Распахнулся проем, и в комнату одним прыжком ворвалась Лиза. Белая дуга сорвалась с ее ладоней и ударила Тень… точнее, ударила бы, если бы за мгновение до удара «доктор» не сплел ладони, зеркально повторяя Лизино движение, и не отразил удар. Белая дуговая молния шарахнула Лизе в лицо и отшвырнула в сторону. Лиза упала на кровать рядом с Машей Хлебниковой и осталась лежать неподвижно.

Заполошно кричали приборы, сигнализируя о беде. Дрожала и подпрыгивала от ударов дверь – в нее колотили чем-то тяжелым. Мне очень хотелось кричать, но воздуха не было. «Доктор» обернулся ко мне, и цепочка на моей шее снова затянулась:

– Эх ты, бедная дурочка. Позорище своего отца. У тебя была чудесная возможность…

Распахнулась дверь ванной. На пороге возник человек – мне показалось, пожарный. Сознание, меркнущее от нехватки кислорода, подкинуло картинку: вызвали пожарный расчет… Вломились в ванную через окно… Сейчас зальют палату едкой пеной…

Человек в дверном проеме вскинул шланг, который держал в руках. Струя прозрачной жидкости ударила в лицо «доктору». И на этот раз он не успел увернуться.

Он застыл, будто играя в игру «замри», покачнулся и упал, как шахматная фигурка. Как парковая скульптура; как памятник со взорванным пьедесталом. Недоеденный помидор шлепнулся на пол перед моим лицом. Серебряная цепочка разжала хватку, я жадно задышала ртом.

Дверь в палату под ударами была готова слететь с петель, зато медицинские приборы, все как один, вдруг замолчали.

Человек в дверном проеме опустил шланг. Перед глазами у меня прояснилось, и я увидела, что это Инструктор.

«Доктор» лежал на полу в замерзшей луже. Его одежда, волосы, лицо, открытые глаза блестели инеем поверх тонкого слоя льда. По всей палате веяло глубинным, пронизывающим холодом. Я попыталась встать – в этот самый момент девушка Маша на кровати пошевелилась, дернулась, резко села…

– Это что еще такое? – в ее голосе был страх, но перепугал Машу не тот факт, что она пришла в себя в больнице, и не ужасные воспоминания о чем-то случившемся в университете. С испугом, переходящим в ужас, Маша смотрела на Лизу, которая волей судьбы сейчас лежала с ней в одной кровати.

Инструктор ввалился в палату. За его спиной я увидела просторный санузел и открытую рамку на кафельной стене: за ней угадывались бетонные стены подземелья с тусклыми лампочками в стальной оплетке. Вслед за Инструктором в палату протиснулись Гриша и Пипл, и Гриша сейчас же бросился к Лизе…

Она уже ворочалась, пытаясь подняться. От виска до подбородка ее лицо пересекал красный рубец, будто от удара бичом.

Маша, совершенно обалдевшая, посмотрела на катетеры на своих руках… А потом оглядела палату и увидела отца, который все еще стоял на коленях, привалившись плечом к стене.

– Папа! Папочка!

Она кинулась к нему, обрывая шланги капельниц…

Пипл заслонил от меня картину их единения. Рывком поднял с пола:

– Ты как?

– Не отвлекайся! – закричал Инструктор, склоняясь над вмерзшим в лед «доктором». – К порталу его! Скорее!

Пипл оставил меня и начал натягивать зимние варежки – но в этот момент послышался звук, будто разбили огромную витрину. По всей палате запрыгали осколки льда.

Тот, что был доктором, вскочил, освободившись от ледяного панциря. Мельком глянул на меня – больше ни на кого не обратил внимания…

И кинулся в окно. Пролетел сквозь стекло, растворился в дождевой мути, исчез из виду. И только через несколько секунд после его отбытия стекло рассыпалось на мелкие кусочки.

* * *

Я упала на бетонный пол в полной темноте. Сверху грохнулось твердое, тяжелое, очень холодное. Я взвыла от боли в придавленной ноге.

Щелкнул рубильник. Загорелась лампочка где-то под потолком. Я увидела, что валяюсь на бетонном полу, а на ноге моей лежит огромный металлический баллон вроде газового.

Рядом ворочалась Лиза, Гриша тяжело дышал, стоя на четвереньках.