плечу с криком «вау!», проскочил под Новым Устьинским мостом и левым виражом «обкрутил» Котельнический волькенратцер. Справа-спереди виднелось зеленым ковром с горой измайловского волькенратцера парковое Лефортово, а ближе — Таганский волькенратцер.

— Я уже говорила «жаль, что я спрятала камеру»?

— Кажется да, мисс

— Здесь у вас летать интереснее, чем в Гран-Каньоне! Дома торчат как утесы

Серебров неопределенно пожал плечами.

Он держал курс на Красноселький волькенратцер, ориентируясь по передаточной ветке Павелецкий-Красносельский аэроузел. Справа прошел «Басманный», затем «Красные ворота» — здание было построено в виде огромного куба, в котором был крестом на все четыре стороны света проделан квадратный проход.

— А мы уже летали тут

— Точно так. Это Suschevsky

— Тогда наш баллон для разворота висит вот там?

— Да, это он

Серебров перешел на частоту Ходынки.

— Ходынка, я А-18-5, нахожусь на Бутырском вираже, прошу посадку

— Принято, А-18-5, ваша скорость?

Серебров глянул на спидометр:

— Сто восемьдесят

— Хорошо… Следуйте до Тимирязевского парка, там разворачивайтесь и заходите на посадку на полосу 3.

В ангаре 18 уже шла работа.

Вокруг А.300 суетились техники. На брезентовых полосах, разложенных на полу перед самолетом, были растянуты пулеметные ленты — 300 патронов для каждого «Тула-Шпандау» и по 180 для крупнокалиберных «Березин-Комарицкий». Младший механик, парнишка лет семнадцати, перетирал патроны тряпочкой и периодически проверял посадку в ленте. Оружейник откатывал в сторону свою тележку с зарядными машинками и жестяными патронными коробками. В кабине сидел, сдвинув кепку на затылок, шеф-механик ангара.

«Как его фамилия? Котов. Да, Котов»

Котов периодически щелкал тумблерами, потом высовывался и вопросительно глядел на электронщика в белом халате. Перед тем на стойке стояли вроде органа несколько пультов с перемигивающимися лампочками и загадочно мерцающими экранами осциллоскопов. Судя по молчаливым кивкам с электрикой все было в порядке.

Капоты на носу были сняты, вокруг двигателя ходили двое с табелью и проставляли галочки.

Серебров молча козырнул всем присутствующим.

— А, хорошо что вы пришли. Мы как раз хотим двигатель немножечко погонять, так сказать, своею собственной рукой…

— Минуту…

Серебров подошел к оружейнику.

— Добрый вечер

— Здравствуйте, товарищ летчик

— У меня к вам не вполне стандартная просьба… У вас же есть 7,92х57?

— Есть, но у вас нет оружия под этот патрон

— Есть. Сможете быстро набить ленту, 200 штук? Набивка — только ЕХ

Техник почесал в затылке…

— Ну, можно. Пять червонцев, но это уже по ордеру, из ваших средств

— Нет проблем. Получите еще сверху

— Куда принесть?

— Сюда, сюда

Оружейник высунулся из-за Сереброва:

— Сёмка! Семка! Малой! Иди сюда…

Паренек оторвался от протирки лент и подбежал. Тощий, русый, под носом — пушок, на носу и на лбу — серые пятна от масла.

— Так, сейчас мухой на яму и возьми там у Афанасьича две коробки немецких разрывных, с серебряным носиком, и звеньев по количеству

Семка шмыгнул носом, зыркнул на Сереброва и выбежал из ангара. Затрещал двухтактный движок, младший механик унесся на мопеде выполнять поручение.

— Вычистили пулеметы?

— А как же. Вот он, малой, и чистит. Как в Общепите тарелки, в зеркало

— Идемте…

Механик оттолкал тележку в угол, закрыл все ящики на ключи и накрыл брезентом.

Серебров подвел его к носу своей машины, вытащил из кармана ключи, нашел нужный и открыл потайной отсек. Эта модификация была выполнена по его личному заказу в мастерских на Оаху. В полости под картером двигателя, между тоннелями первого маслорадиатора и нагнетателя стоял легкий чешский vz.23 «Зефир» с синхронизированным электроспуском. Его ствол был прикрыт подпружиненным щитком, заподлицо с обшивкой. Серебров называл его «последний шанс» и он был чем-то вроде однозарядного пистолетика-дерринджера за резинкой носка у бывалого шулера. Открыв замок он вытянул вниз на штангах подковообразный патронный ящик, в который укладывалась 200-зарядная лента. Теоретически ее хватало на то, чтобы отпугнуть или сбить один самолет, если отказывало основное вооружение или в нем кончались патроны.

— Собственно все. Вычистить, проверить, зарядить

— Сделаем…

К воротам подъехал мопед. Парень тащил две зеленых коробки.

— Во, Михал Михалыч, привез

— Давай сюда. Пока патроны протирай…

В Великую войну, когда патроны клепали (и жгли) миллиардами, на такие мелочи как криво или неглубоко посаженная пуля не обращали внимания. Дальнейшее можно представить — клин, отказ пулемета и — похоронка. Пусть с той поры прошло два десятка лет, а патроны в мире стали жечь лишь десятками миллионов, эти уроки не забываются. Старый Шайо сделал осмотр патронов железным правилом для техников у «Летающих леопардов», ему же всегда следовали техники Профсоюза. Но ленту к «последнему шансу» Серебров всегда осматривал и набивал сам. Если шанс последний, то его отказ — это уж совсем глумливая усмешка судьбы.

Достали ведро с песком — бросать негодные патроны, присели на тележку. Техник зарядил в машинку пустую ленту, а Серебров, засучил рукава, захватил горсть прохладных патронов из коробки. Норма, норма, норма, норма. Машинка побрякивала, выдавая уже наполненную ленту. Так, у этого капсюль нехорошо осажен. В ведро. Норма, норма, норма…

Подошел радист.

— Можно получить таблицу частот?

— Да, разумеется, — Серебров аккуратно ссыпал патроны обратно в ящик, немного покопался в конверте, полученном на Бирже, и выдал радисту стандартную пробитую оранжевую карточку с радиочастотами, вместе с листом бумаги из нагрудного кармана. Теперь его рация будет настроена на рабочие частоты по принятой схеме — «А» — переговоры внутри звена, «В» — второе звено, «С» — навигация и пеленгаторы, «D» — база или авианосец и так далее, до самой международной «H». Все остальное — крутить верньеры и щелкать кнопками выбора диапазона.

Снова норма, еще раз норма, норма, норма, норма…

Посмотрел вправо — японцы, отгородившись брезентовой ширмой, ковыряются в двигателе «Райдэна». Курода, вон — только быстро поклонился, когда въехали в ангар, и снова за ширму, ругаться.

«Хе, погорели, погорели прокладочки-то…» — эта мысль вызвала другую. Да, действительно надо написать. Только ленту добить сперва. Норма, норма, норма…

Посмотрел налево. Мосс сменила официальный наряд на бриджи, клетчатую рубашку с коротким рукавом и босоножки на пробковой платформе. Сидит, полулежа, привалившись к пилону «стрекозы» и что-то рисует в блокноте. Нашла время для эскизов… Норма, норма, норма…

— Двести штук, — оружейник постучал пальцем по счетчику

Серебров взял ленту, поднял и пропустил сквозь пальцы тяжесть ее ребристого холодного тела, пошатал несколько патронов. Порядок.

— Заряжайте

— Семка! На, ленту закладывай, только оботри еще разок…

Обтерев рук тряпкой и вымыв их от масла, Серебров пошел к своему «царскому ложу». Подумал немного, достал блокнот и начал писать письмо, стараясь в наиболее четкой и сухой форме передать свои ощущения и соображения по той мозаике фактов