А я вот никого не сужу, даже если и отказались. Одно дело нормального ребеночка растить, так и для него сколько здоровья нужно, и деньги немалые. А теперь представьте, такую уроду скособоченную домой принести. Ни уму ни сердцу! И ты ему всю себя отдай, дни-ночи не спи, здоровье положь, а потом все одно в дом инвалидов пойдет. А какой мужик это вынесет?! Сколько семей развалилось, сколько баб страдает, тянет в одиночку этакую обузу. И что за радость, что за любовь, когда ни поговорить, ни ответа дождаться? Ручками-ножками дергает, глазами косит, рот не закрывает. Ой, мамочки, уж я-то насмотрелась! Нет, что ни говорите, а государство правильную политику держало – раз случилось у человека такое несчастье, народился ДЦП или опять же даун, так и оставь в роддоме, зря не мучайся, государство пристроит. Ведь специальные дома построили, еще и получше, чем наша богадельня, однако ж к ним кино не спешит, в душу сотрудникам не плюют!

Нет, никто их не проведывает. Раньше, бывало, отберут каких менее страшных, – да на усыновление американцам. Особо даунов. Дауны, покуда маленькие, хорошими кажутся, глазки свои жмурят, улыбаются. Даже я одну девочку полюбила, кругленькая такая была, с кудряшками. Только как закатится, так синеет вся, я уж и трясла, и качала. Пороки сердца у них, вот в чем дело. Снаружи только глазки лупоглазые, а внутри – все наперекосяк. Не жильцы. И девочка та померла.

А тут и хоронят, за больницей. На них смета не установлена, чтобы гроб там или отпевание. Теперь-то, говорят, после нового закона настоящее детское кладбище откроют. Сам патриарх обещал.

А я тоже против американцев. Хоть закон, хоть нет. Своих пусть растят, чем наших забирать. Говорят, они специально русских беленьких детей ищут, у них-то одни негры на усыновление или какие китайцы. А зачем наше дитя в чужие земли отдавать? Здесь родился, здесь и умри. Еще неизвестно, какая там судьба ждет – в машинах на жаре забывают, лекарствами психическими поют, бьют. Вы разве передачу не смотрели? Не верите? А я верю! Это у нас народ добрый, последнюю рубаху снимет, а там главное – деньги. За наших деток они большие пособия получают, и на медицину отдельно. К нам юрист специально приезжал, рассказывал. А вы думали они за просто так даунов берут? Слава богу, наши теперь американскую моду переняли, тоже стали платить за опекунство. Так некоторые люди штук по пять сирот набирают, а то и больше – вот тебе сто тыщ, можешь вообще не работать.

Да, одна женщина часто ходила, немолодая уже, Алина Карловна. Отчество ненашенское, а фамилию я и вовсе выговорить не умею. Вроде Карузо. За мальчонкой она одним смотрела, которого как раз американцы хотели забрать. Думаю, немало ей заплатили за такой присмотр, а только все зря. Помер мальчонка-то. А кому же знать, как не мне, я как раз на том этаже работаю.

Правда, и я в первый момент остолбенела. Захожу в ихнюю палату, время к обеду подходило, а кровать пустая! Нет, не младенец, года три уже, только ноги у него не ходили. А он привык в кровати сидеть, чего плохого? Тут тебе и тепло, и мягко. Правда, иногда на пол спускали, так потом обратно не загонишь. Он на руках ухитрялся по всей комнате шастать. Я первым делом под кроватью искать, потом в коридор, потом на лестницу, чуть кондрашка не хватила! И кого ни спрошу – никто не видал! Решилась даже этой Карловне позвонить, аккуратно так спрашиваю – давно ли видели мальчика? А она: «Как раз гости из-за границы приехали, так я вторую неделю к вам выбраться не успеваю». Представляете?! Пришлось к нашему главврачу идти каяться. Так и так, Антонина Васильевна, буквально в воздухе парень растворился. Она мне: «Без ножа режешь, комиссия на носу, журналисты зловредные всё на кино снимут»! Чуть под статью не подводит. Я опять искать, уж ночь на дворе, чуть не померла от ужаса.

А тут меня к телефону ночная нянька и позови – опять она, главврачиха! Ты, говорит, Валентина Петровна – особо не старайся, иди домой. Мальчика нашего не найти, мне просто вовремя не доложили, умер он вчера. С вечера еще умер, а никто не заметил, думали спит. Ночная смена и захоронила. Он с рождения был слабый, тяжелую инфекцию подхватил, ноги парализовало, а потом и паралич сердца. Я все документы уже оформила.

Я, с одной стороны, злюсь, что меня понапрасну задницу рвать заставили, а с другой – как гора с плеч! С нынешними журналистами за любую ерунду ославят, мало не покажется. Пусть бы тут поработали, да за мою зарплату, тогда бы и писали.

ДЖЕННИ

Я подрезаю розы в саду и думаю, что… Так, еще раз сначала. Я подрезаю розы в саду… Да-а, обалдеть! Сколько раз мама повторяла, что скорее представит меня идущей по канату над Ниагарским водопадом, чем подрезающей цветы в саду. Но маленькому Итану полезно гулять в тени розовых кустов, поэтому я тяну на себя отцветшие бутоны, стараясь не уколоться, и аккуратно срезаю строго над пятилистной веточкой. Именно так, как учил меня садовник. И при этом утопаю в умилении. Абсолютно безмозглом слащавом умилении и восторге. И еще бегу звонить старшему Итану, и этот лысеющий доктор с не меньшим восторгом переспрашивает: «Перевернулся?! Не может быть! Положено не раньше чем в пять месяцев!» Да, совершенно гениальный ребенок – прекрасно спит, прекрасно кушает, прекрасно какает и даже научился переворачиваться на спинку, – где вы еще найдете подобное совершенство?!

Я на мгновение пытаюсь представить, как чья-то злая воля отбирает у меня теплое сопящее чудо с круглым, как пуговица, носом и едва прорисованными нитками бровей над темными глазками, да, подходит и молча вырывает из рук, но я не в силах даже закончить мысль, потому что дикий ужас перехватывает дыхание. И я бегу в дом, начинаю торопливо перемывать чашки, разбираю сухое белье, включаю телевизор, а в ушах помимо воли звучит рассказ Дженнифер, как отбирали Костика, отрывали судорожно сжатые ручки от ее воротника, тянули за пояс и за плечи, так что голова со светлыми нежными волосиками запрокинулась назад и он чуть не захлебнулся от слез и соплей.

За многие годы знакомства я видела Дженнифер веселой болтушкой и толстой обжорой, сонной лентяйкой и прилежной ученицей, лохматой, гладко причесанной, юной, зрелой, усталой, плачущей. Но я никогда не видела разъяренной обезумевшей тигрицы с дрожащими руками и резкими пятнами веснушек на бледном похудевшем лице.

– Дженничка, они даже не дали проститься! Они заявили, что по новому закону ребенка передадут в добрую внимательную семью. Моего ребенка! Это мой, мой мальчик, я два года его жду, все его ждут – Стив, девочки. Я приготовила комнату, я купила игрушки! Они не имеют права! Он любит меня, он зовет меня «мами»! И они врут, что обращались к врачу – ребенка никто не лечит, ножки не ходят, они просто отправят его навсегда в инвалидный дом, и он погибнет там, погибнет в одиночестве и муках!

Неделю назад Дженнифер со Стивом приехали к нам с последними новостями – они в очередной раз летали в Россию и получили окончательный отказ. Слушанье их дела было назначено на 15 января 2013 года, а новый закон вступил в силу 28 декабря 2012-го. Полгода они бились, переписывались с администрацией больницы и юридическими службами, Дженнифер месяц прожила у Алина Карловны, каждый день проведывая Костика и умоляя отдать ей ребенка, пока в один прекрасный день ее просто не выгнали силой. Теперь они разрабатывали новые безумные планы от голодовки на Красной площади до личного обращения к российскому президенту. Как будто российский президент не сам, сознательно, недрогнувшей рукой подписал указ против американских усыновителей и больных, никому не нужных, почти спасенных детей.