– Понимаешь, – волновалась Дженнифер, – у нас все условия! Дом, сад, игрушки. У меня полно времени – не столько помогаю Стиву в ресторане, сколько путаюсь под ногами. Девочки выросли, Эмма уже в десятом классе, ты можешь поверить?! Не успеешь оглянуться, уедет в колледж. Я могла бы родить еще ребенка, но нашему доктору не нравится такая идея. Диабет. У родителей был тяжелый диабет, особенно у мамы, и мне перепал. Нет-нет, ничего страшного, я почти не принимаю лекарств и вообще прекрасно себя чувствую! Но, понимаешь, дело не в моем здоровье. Просто где-то есть маленький страдающий ребенок, а мы тут благоденствуем и переедаем от скуки. Я чувствую, что могу ему помочь, что я должна ему помочь, понимаешь?

Я не понимала. Не понимала, когда мы сидели теплым вечером в саду, любуясь на маргаритки, не понимала, когда летели в Москву, а оттуда тащились на допотопном грязном поезде в городок под названием Калуга. Зачем, для чего она мчится в чужую непонятную страну, зачем ищет головную боль для всей семьи? Ну пусть бы не было своих детей. Пусть бы смертельно одолел инстинкт материнства, говорят, это часто случается. Но ведь есть! Есть две абсолютно здоровые, нормальные, похожие на тебя девочки? Есть муж, дом, сад, спокойная беззаботная жизнь? Кто-то из нас точно сошел с ума!

Я вдруг поняла, что не в силах сидеть в своей келье на шестом этаже с мыслями о чертовом гинекологе и о Дженнифер, с ее закидонами. Наверное, мир становится лучше от таких людей, как она или милая деликатная Алина Карловна, но сегодня мне это не по силам.

Кстати, об Алине Карловне, вот еще странная фигура. На первый взгляд – вежливая немолодая старая дева. Ей бы работать искусствоведом, одеваться в блузку с бантом и черные лодочки на низком каблуке, допоздна засиживаться в гулком полупустом музейном зале, а она мечется между кухней и детскими спальнями. Не своей кухней и не своими детьми. Зато наверняка не страдает от одиночества, как некоторые вице-президенты. А что если рвануть на выходные к Мишке? Последний раз виделись на мамином дне рождения, беспрерывно ели и ели, как на любом русском празднике, я даже не помню, в каком классе его дочка. Да, поеду к Мишке, поиграю с близнецами, поболтаем о планах на лето. В каком все-таки классе девочка? И что сейчас покупают детям в подарок?

– Старуха, классная идея, – Мишка явно ужинал, слышался стук приборов и детская болтовня. – Да, просто прекрасная идея, но не в эти выходные. Ожидается смертельный номер – день рождения близнецов с участием всего класса, друзей-соседей и собаки Рыжика. Ты даже не представляешь, от чего я тебя спасаю. Еще созвонимся, ладно?

Все правильно. С какой стати он будет приглашать сестру на детский день рождения? Разве у нее есть свои малыши? Или она так любит племянников, что готова участвовать в аттракционах, клоунаде и раздаче призов? Или хотя бы раз сама вспомнила об этих днях рождения и заранее купила подарки?

После прохладного душа смертельно не хотелось одеваться, подводить глаза, укладывать волосы. Но умирать с голоду тоже не входило в мои ближайшие планы. Из-за духоты на улице в помещении показалось холодно и неуютно, хотя вообще-то я люблю этот ресторан, особенно акварели и угловой диванчик около окна. А-ля Париж. Конечно, все посетители ужинали парами, это вам не дешевая обеденная забегаловка, только в пол-оборота ко мне сидел одинокий лысоватый мужчина и ел антрекот. Довольно немолодой и абсолютно незнакомый мужчина, но почему-то я все время возвращалась к нему взглядом. Главное, он тоже меня заметил и, не доедая ужина, стал торопливо расплачиваться. Господи, я уже издалека людей пугаю! Мужчина встал и невольно оказался лицом ко мне. Это был Итан.

– Итан, боже мой, я тебя совершенно не узнала! Ты спешишь? Или готов посидеть со мной. Не поверишь, сегодня мне жутко не хватает собеседника!

Нет, кажется, он никуда не спешил. Во всяком случае тут же пересел на мой диванчик, вытирая платком вспотевший лоб и растерянно комкая в руках бумажник, будто забыл на минутку, что это за предмет. Да, он заметно постарел, особенно портила лысина и усталый взгляд. Мне вдруг смертельно стало жаль нашей щенячьей молодости и глупости и особенно исчезнувшего навсегда юного румяного мальчика с кудрявым чубом.

– Итан. Не могу поверить! Знаешь, сколько мы не виделись? Ровно двадцать три года! Как раз в июне был выпускной. Кстати, юный развратник, признавайся, с какого перепою ты на меня набросился той ночью? Ты считал это обязательным номером программы?

– Мальчишки, – отчаянно, как пацан, покраснел Итан и вытер лысину платком, – мальчишки сказали, что девочку можно поразить только прекрасным сексом. Кретины! Я смертельно хотел тебя поразить и вместо этого опозорился как последний засранец. Знаешь, я чуть не умер той ночью. Хотел броситься с железнодорожного моста, но потом вообразил, как буду выглядеть и что станет с родителями. Поэтому просто сел в поезд и уехал, прямо в смокинге. Теперь все это кажется ужасно смешным, правда?

– Но зачем было меня поражать? Мы так прекрасно дружили. И на ровном месте все испортили да еще предали Дженнифер.

– Дружили?! Я с ума по тебе сходил с шестого класса! Еле добился в старшей школе перевода в вашу группу, даже специально занизил оценку по математике, чтобы ты меня натаскивала. Помнишь, мы учили математику и английскую литературу и все время смеялись? Счастьем оказалось, что я дружил с братом Дженнифер, иначе бы никогда не придумал, как к вам подойти. Кстати, а почему мы предали Дженнифер?

– Потому что она была в тебя влюблена, болван! Господи, какие мы все были болваны! Как жалко, как ужасно жалко, что уже не вернуть ни рыжую вредину Дженни, ни кудрявого мальчика Итана. Ты был так мил и трогателен, но я совершенно не догадывалась о твоих чувствах. Совершенно.

Нет, это был не мой день, когда, скажите на милость, я позволяла себе так позорно плакать и сморкаться в чужой платок? Или Итан слишком ласково смотрел на меня? Или мы просто напились? Очевидно, напились, потому что я вдруг принялась рассказывать Итану про гинеколога и донорскую яйцеклетку.

– Понимаешь, – рыдала я, размазывая глаза, – Дженнифер спокойно берет чужого ребенка, потому что она святая и умеет любить даже чужих детей. Да, умеет любить почище любой матери Терезы. Ты знаешь, что было дальше в ту ночь, после выпускного? Она мне отстирывала платье! Не прогнала, не обругала, а аккуратно отстирала и даже прогладила складочки. И еще плакала вместе со мной и говорила, что любит нас обоих, представляешь?! А я, старая злая ведьма, не умею любить никого. И мне остается только выступать в роли инкубатора для чужой донорской яйцеклетки, успешно оплодотворенной чужой донорской спермой. И откуда столько доноров, вашу мать?!

– Слушай, – сказал Итан, – у меня появилась гениальная идея! Давай вернем того прекрасного кудрявого мальчика.

Нет, мы все-таки слишком много выпили.

– А как именно? Построим машину времени и понесемся?

– Никуда мы не понесемся. Ты просто родишь его от меня. Согласись, есть большая вероятность, что ребенок окажется похож на своего отца в молодости.

– Совсем рехнулся! Ты даже не представляешь, сколько мне лет.