— Добрый вечер, Маргарита, — граф Дракула остановился рядом и одарил меня долгим заинтересованным взглядом. Я думала, что он вставит шпильку о моем никудышном карнавальном костюме, но он ничего не сказал, лишь задержался глазами на моей правой руке… в которой все еще колыхались добытые преступным путем талончики.

К щекам мгновенно прилила краска. Ох, Мильнев!.. Снова подставил меня, гад! Пусть только попадется на глаза его долбанный колпак…

— Они лежали на полу, — чувствуя, что несу полнейшую чушь, пробормотала я. — Нужно найти владельцев…

— Насколько мне известно, при выдаче бокалов всех отмечают пофамильно. И вам никто не даст сразу пять бокалов.

— Вот и я о том… — начала и осеклась, заметив его скептическое выражение лица.

Во время совместного ужина в ресторане я захмелела от одного бокала коктейля. Когда приехала по приглашению Ромки к нему домой — ходила полуголая и облитая шампанским. А во время первого телефонного разговора была пьяна настолько, что позвонила домой к парню и совратила там первого попавшегося родственника. В общем, отпираться бессмысленно.

Декан уже и так окончательно и бесповоротно разочаровался в моем нравственном облике. По его мнению, я — просто очередная прошмандовка его сына, слабая на передок и не способная устоять перед “зеленым змеем”.

— Часто выпиваете, Красовская? — декан будто бы залез мне в голову и прочитал блуждающие там мысли.

— Если скажу, что все это — дурацкие совпадения, вы ведь все равно не поверите, Вениамин Эдуардович?

Он слегка вздрогнул, когда я произнесла его имя, но не ответил. На “островке одиночек” собиралось все больше народа, и нас ненавязчиво теснили друг к другу. Оказавшиеся поблизости студенты косились на Верстовского, тихонько здоровались и пытались отступить назад, но позади уже напирали другие. Декан кафедры и в обычной-то обстановке внушал трепет, а в образе кровососущего, и подавно.

Верстовский же другой, который молодой и любимый, вовсю отрывался на сцене со своей “Мадонной”.

Let the world shatter

Into dust

Nothing else matters

Only us… (1)

… пели они, и грудь сладко сжималась от неизбывной тоски. От трепета первой любви и дьявольской жажды, которую никак не получалось утолить. Я ловила взгляд Романа, надеясь, что на этих сакральных строках он попытается отыскать меня тоже… Нет, он никого не искал в толпе, а повернулся к Ясе и припев они допели в унисон, глядя друг на друга. Значит ли это, что и любовное послание, заложенное в песне, он адресовал ей, а не мне?..

Я сглотнула комок в горле и поняла, что все мои сокровенные эмоции стали достоянием широкой публики в лице декана, наблюдающего за мной.

— Почему не танцуете? — спросил Верстовский, вызвав у меня приступ раздражения.

— Если это шутка, то она неуместная.

— Можете не притворяться хорошей девочкой, Марго. — он наклонился к моему уху и обжег его горячим дыханием. — Это ни к чему.

Я взвилась, словно кошка, ошпаренная кипятком. Хотела возмущенно возразить, что никем ни перед кем не притворяюсь, но… наткнулась на его легкую улыбку и совершенно спокойный, расслабленный взгляд. Лишь на самом дне его карих, кажущихся почти черными в полутьме глазами, поблескивала яркая искорка желания…

Так, Красовская, мигом возьми себя в руки и перестань выдумывать чепуху. Что еще за “искорки желания”?! Тебе бы дешевые любовные романчики клепать, а не грезить о карьере великого писателя… Да и вообще, Вениамин Верстовский Эдуардович просто не мог такого произнести! Может, у меня на фоне стресса начались галлюцинации?

— Я не очень люблю танцевать.

— Зря, — Верстовкий приподнял брови. — Вы молоды, а это состояние так быстротечно… Не отказывайте себе в удовольствии.

— Каком таком удовольствии? — вконец охренела я.

— Удовольствии вкусить жизнь, пока она еще бьет мощным потоком.

Какая интересная формулировка. Вроде невинная, но в то же время какая-то подозрительная. Красивая фраза на фоне печали по ушедшей юности — у кого-то явно кризис среднего возраста.

— Я соврала, — быстро сказала я. — Обожаю танцевать. Перетанцевала бы с каждым из собравшихся здесь мужчин… Но не могу, иначе пойдут слухи.

— Понимаю, — удивительно, но таким ответом декан остался полностью удовлетворен. Видимо, потому что он нисколько не противоречил сложившемся в его мозгу представлению обо мне.

“Грязные любовники” тем временем, получив дозу благодарности в виде громких аплодисментов, приступили к следующей, и, как назло, тоже медленной и требующей большой самоотдачи, песне. Яся с Романом распалились не на шутку — у той вообще юбка скаталась практически до самой задницы, она ничего не замечала.

Так, нужно как можно скорее отвлечься от происходящего на сцене: в моем воображении их игра приобретала катастрофический масштаб. Не подмигивания, а пылающие затаенной страстью взгляды, не улыбки — а неистовое желание соединить губы в поцелуе…

А хуже всего то, что музыка и правда была чудесной. Я бы с удовольствием закрыла глаза и закружилась под нее в обнимку с любимым… если бы любимый в этот момент был со мной, а не с какой-то там “Ясей”.

Я решительно отвернулась от сцены и прикусила язык, чуть не столкнувшись с Верстовским лицом к лицу. В нос ударил запах мужского парфюма — терпкого, но довольно приятного. Когда он успел подобраться так близко?!

— Осторожно, Красовская, — в голосе отца Ромки прозвучала скрытая угроза. Он попытался отстраниться (весьма безуспешно) и кинул быстрый взгляд на нескольких преподавательниц в пудровых париках и платьях с кринолинами. “Светские дамы” тоже пытались подобраться к сражающему убийственным обаянием Верстовскому (и тоже безуспешно).

— Если вы продолжите так на меня наскакивать, мне и правда придется взять вас к себе в дипломницы…

Угроза возымела действие. Я попыталась “соскочить” обратно, но пространства вокруг осталось и правда совсем мало. Студенты мужского пола, не желающие танцевать медляки, вознамерились во что бы то ни стало спрятаться под вампирским крылом Дракулы. На другом конце зала скучковались студентки, страстно желающие прямо противоположного. Парни на призывные взгляды не велись.

— Ну так идите потанцуйте, освободите место! — разозлилась я. — Кажется, некоторые тетеньки из педсовета были бы очень рады слиться с вами в объятии.

Уж не знаю, что так рассмешило декана — то ли слово “тетеньки”, то ли “слиться в объятии”, но декан практически рассмеялся (что само по себе было достаточно жутко).

— Я тоже стараюсь избегать слухов, — он посмотрел на меня сверху вниз с легкой усмешкой: уголок полных губ приподнялся, обнажая белый вампирский клык. — Вениамин Верстовский — угрюмый вдовец, не отдающий предпочтения кому-то одному… Это вам Рома принес?

Декан перевел взгляд на диадему.

— Да, — меня вдруг