– Развлекаюсь как могу, – съязвил Ромка, – Как отдохнула?

– Нормально.

– А чего так рано приехала? Бабуля сказала раньше завтра тебя не ждать.

– Соскучилась, – я пожала плечами и стала подниматься, но Ромка не дал мне такой возможности. Он приблизился очень быстро. Так быстро, что я даже понять ничего не успела. Наклонился и принялся жадно меня целовать. Я попыталась отстранить его, но он крепко схватил меня за руки, и прижал к стене. Не учел Ромка только одного. Ноги мои были вполне свободны, а потому уже через секунду он взвыл, резко схватившись за причинное место, а я опрометью бросилась к двери.

– Сучка! – прошипел он, но за мной не пошел.

Выдохнула я только в своей комнате. Заперла дверь на защелку, на всякий случай, и разревелась. Ну почему мужики такие козлы?! Один пропал черт знает куда. И главное причины никакой не было исчезать. Второй, несмотря на мою холодность, цепляется все время и еще вон целоваться лезет. Ну что это такое, а?! Хоть в лес беги, ей богу. Вот не было Ромки, как хорошо-то жили, а! И Денис еще этот… работу все-таки придется видимо менять. Ну их на фиг, эти нервы. Не хочу, не буду, впору ножкой топнуть. Спать я ложилась в полном раздрае, и ничего хорошего от утра не ждала. И не зря.

Нас утро встречает прохладой… вспомнились мне эти строки неспроста, когда вся окоченевшая, я проснулась ни свет ни заря. За окном зарядил неслабый такой дождь, порядком напрудивший лужу на полу возле открытого окна. Я, закутавшись в одеяло, подбежала к нему и закрыла створки наглухо. Холодно к тому же. Отличное утро, ничего не скажешь.

Горячий душ хоть как-то отогрел мои невеселые мысли и окоченевшее тело, и к своим рабочим обязанностям я приступала уже совсем почти довольная жизнью. Соскучилась поди Христофоровна по горячей каше с маслицем. Полная энтузиазма насытить старушку до отвала, я наварила целую кастрюлю овсянки, напекла блинов с творогом, все красивейшим образом сервировала в столовой, и, весело напевая, направилась к бабке в комнату. Там уже шел вполне оживленный диалог. Ромка что-то громко доказывал бабуле, Христофоровна только что не материлась на внучка, и я запоздало поняла, что пришла совсем не вовремя. Потому что оба, как только я вошла, тут же накинулись на меня.

– Не запылилась она! – воскликнула бабка.

– Совсем ты прислугу распустила, – кивнул Ромка.

– И не позвонила, – надулась Христофоровна.

– Да уволить ее к чертовой матери! – ухмыльнулся Ромка.

Я зачем-то слушала все это, немного приоткрыв рот. Нет, я понимаю, что меня здесь «очень любят», прям обожают. Но не до такой же степени.

Они что-то еще продолжали говорить то ли мне, то ли про меня, а я стояла и улыбалась. Улыбалась-улыбалась, а потом вдруг оцепенение спало с меня, я помахала им ручкой, присела в книксене и вышла из комнаты. Ну что ж, вот кажется и все. Выходит, все разрешилось само собой. Пора удира-ать, пора брат, пора…

Как ни странно, слез не было, в душе поселилась какая-то пустота. Даже обиды не было, видимо я настолько уже устала от всего этого безобразия, что мне вдруг стало совершенно все равно.

Я молча собирала свои вещи, аккуратно складывая их в чемодан. Хорошо, что у меня их совсем немного, не придется потратить часы на сборы. Как бы я не противилась, придется, по ходу дела, все-таки возвращаться в родной город и как-то там обустраиваться. Погуляла и хватит. Права, видно, мама, жаль, что я раньше ее не слушала. Жить надо там, где родные, где любят и ценят. И не пытаются спустить на тебя всех собак низа что ни про что. Где не унижают, чтобы самоутвердиться за твой счет и не считают тебя пустым местом.

Как бы теперь еще зарплату за последний месяц получить? Ужас, как не хочется идти к Христофоровне, но, с другой стороны, это же мои кровно заработанные, так почему я должна стесняться и бояться их просить?! А если не отдаст, то что? А ничего. Неприятно, но не смертельно, в конце концов. Долгие месяцы я почти ничего не тратила. Еда казенная, дом тоже. Ни тебе коммунальных счетов, ни торговых центров поблизости. Из одежды – самый минимум, и то, когда реальная необходимость. Здесь ведь как, захочешь приодеться, да негде. А в город ради блажи ехать, на мой взгляд, дурость несусветная. Да и куда мне тут наряды носить? Разве что в клуб деревенский, куда меня как-то, еще в начале моего житься в Духовке, активно зазывали местные мужички.

Так что денег скопилось достаточно на первое время. И на кредит хватит, и на завтраки с обедами. А без ужина вполне можно обойтись. Заодно фигуру соблюду.

Сумка уже была набита доверху, и я решила больше ничего не брать. Оставить то, что не влезло. За дверью послышались голоса и тяжелые шаги Христофоровны.

– Уезжаешь, значит, да? Бросаешь меня с этим остолопом?! – грозно спросила бабка, переступая порог.

Я ничего не стала отвечать, и попыталась бочком протиснуться к двери, где горой возвышался Ромка.

– А ты чего молчишь?! – рыкнула Христофоровна на Ромку, – извиняйся быстро, или ты мне больше не внук.

Ромка насупился весь, а я постаралась все-таки пробраться к выходу. Мне этот цирк с конями порядком надоел, и хотелось как можно быстрее покинуть дом.

– Жень… ты это… я не хотел, – пробормотал он, опустив глаза.

– Дальше, – потребовала вредная бабка.

– Я больше так не буду, – совсем уже тихо пропищал Ромка, и я, до того настроенная крайне негативно, вдруг прыснула со смеха.

Ромка совсем уже не знал куда деваться и отступил назад.

Христофоровна, пряча усмешку, смущенно посмотрела на меня и пробормотала:

– Женя, ты меня знаешь. Я человек крайней степени пожилой. Еще и самодурка знатная. Ты прости нас. Ну не уезжай что ли…

Я посмотрела на Христофоровну. Она, кряхтя опустилась на мою кровать и принялась носком тапочки ковырять коврик. Ей богу, как школьница. Сил моих продолжать все это больше не было. Я поставила сумку на пол. Вдохнула. Выдохнула. Уперла руки в бока и твердо сказала:

– Я останусь, если уж вы это и правда хотите, – обращалась я непосредственно к бабуле, так как Ромкино мнение меня не больно-то интересовало, – но у меня есть условия, которые всем придется соблюдать. Иначе ничего не получится.

Сандра лукаво посмотрела на меня, и, заметив мой взгляд, срочно изобразила муки страдания на лице.

– В принципе условие только одно: вы не обсуждаете меня в моем присутствии. Ах, да… чуть не забыла… работодатель у меня один, и с ним, собственно, я и сотрудничаю.

Христофоровна согласно закивала, Ромка закатил глаза, а я устало опустилась на пуфик. Шло время, комнату никто не торопился покидать, молча разглядывали друг друга. Идиотизм какой-то. Внезапно Христофоровна крякнула и гаркнула:

– Роман Витальевич, вы свободны!

Долго уговаривать Ромку не пришлось, он подорвался как ошпаренный и вылетел из комнаты пулей. Христофоровна поманила меня рукой, присесть рядом. Не зная, что ожидать от бабули, я, не спеша, приблизилась и прикроватилась по соседству с ней.