Я хотела возмутиться, но вместо этого убедила себя переключиться на другие вопросы.

– В каком городе ты вообще родился?

– В Венеции, – с улыбкой сказал он. – Я живу и учусь здесь.

– Ах, – сказала я, удивившись, что у него вполне обычное прошлое. – И что ты изучаешь?

– Историю. Специализируюсь на итальянском Возрождении.

Как предсказуемо для человека, который на досуге путешествует во времени.

– И как часто ты путешествуешь в прошлое?

– Два-три раза в год. Иногда на неделю, иногда на две. Редко дольше.

– Так для тебя это своего рода… подработка на каникулах?

Он улыбнулся снова.

– Можно и так сказать.

– Как это работает? Я имею в виду, когда ты… используешь окна во времени – ты возвращаешься в тот же момент, из которого перед этим отправился?

– Нет, время идет вперед – и в будущем, и в прошлом.

– Но ты же говорил мне, что я вернусь в то самое мгновение, из которого до этого исчезла!

– Это работает только с гондолой и только в ночь поворота луны. И то, к сожалению, не всегда.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Случается, что путешественник просто исчезает.

Меня окатило холодом. Может, именно это случилось с Тассельхоффами? Я сглотнула и решила выкинуть из головы этот вопрос.

– Другими словами, ты не всегда используешь гондолу?

– Нет, лишь изредка.

– Но как тогда ты путешествуешь сквозь время?

– Есть порталы, сквозь которые я прохожу.

– Где они?

– Лучше, если ты этого не будешь знать. Тебе это все равно ничем не поможет.

– Хочешь сказать, я не смогу пройти в портал?

– Именно.

– Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами.

– В одиночку не получится. Только с помощью определенной… специальной процедуры.

– Что за специальная процедура? Нужно закинуться парой таблеток? Имплантировать в мозг чип для путешествий во времени? Или нужно, чтобы тебя загипнотизировал гуру?

– Ничего такого. Не спрашивай меня, я не имею права тебе ничего сообщать.

– Обязательство о неразглашении?

– Именно. Я и так его почти нарушил. Анна, давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Погоди. Еще несколько махоньких вопросов. Что это за одноглазый Хосе? Откуда он?

– Из Испании.

– А из какого времени?

– Этого я не знаю, потому что он не может рассказать.

– Ты хочешь сказать, – я задержала дыхание, – он из будущего? Из нашего будущего?

– Предполагаю, что да.

– Он – руководитель всей этой… операции?

Себастьяно предоставил мне самой отвечать на этот вопрос. Он свернул в боковой канал, на берегу которого стояли люди, и они могли нас услышать. Себастьяно жестом показал мне, что барьер мешает дальнейшим объяснениям.

Он направил гондолу к пристани и пришвартовался, обвязав канат вокруг столба, торчащего из воды.

Мы вышли из гондолы и направились к впечатляющему архитектурному ансамблю. Он состоял из церкви с готическим фасадом, рядом с которой стояла еще одна церковь, с колокольней, а за ними выстроились кирпичные здания. Церковь, которая была больше, выглядела новой с иголочки, но несмотря на это ее облик показался мне странно знакомым. Затем я вспомнила, что осматривала это здание вместе с родителями во время обзорной экскурсии по городу. Раньше – то есть сейчас – здесь был бенедиктинский монастырь. Мне тут же вспомнилось его название.

– Сан-Заккариа, – сказала я.

– Совершенно верно, – подтвердил Себастьяно. – Самый крупный женский монастырь Венеции.

– Я не хочу становиться монахиней, – прямо заявила я.

Себастьяно рассмеялся.

– Я так и подумал. Поэтому я договорился с аббатисой, чтобы тебя разместили там как гостью.

– Она знает почему?

– Нет, – он понизил голос, чтобы убедиться, что нас никто не подслушает. – Здесь никто ничего не знает, и пусть это так и остается. Ты – моя кузина из Рима, которая приехала сюда в гости.

– Я думала, я кузина Мариетты, – сказала я.

Он приподнял бровь.

– Мы все – одна большая семья.

Меня по-прежнему одолевали бесчисленные вопросы. Например, как он получил эту работу и в чем именно заключается его задание.

Но их пришлось отложить в долгий ящик, потому что Себастьяно постучал в ворота монастыря, и ему тут же открыли. Дородная монахиня в черной рясе спросила, с какой целью мы пришли, и Себастьяно вежливо сообщил, что привез свою римскую кузину, о которой уже договорился с преподобной матушкой. Монахиня знала, о чем речь. Она провела нас во внутренний двор, окруженный колоннадой. Во дворе я увидела множество монахинь: некоторых в черных одеяниях, других, к моему удивлению, в совсем обычной повседневной одежде. Некоторые из них были еще детьми, не старше десяти-одиннадцати лет. Пока мы шли к внутренним покоям, нас встречали любопытными взглядами, и большинство глаз определенно были обращены на Себастьяно.

Монашки смотрели на Себастьяно восхищенно, как Белла на Эдварда. Почему-то мне внезапно захотелось спрятать его от них, но вместо этого я лишь отводила взгляд и делала вид, будто не замечаю их восторженного жеманства.

– Здесь наш дормиторий – помещения для сна, – сказала монашка, ведя нас по коридору со множеством дверей.

– Одна из наших спален предназначена для посетительниц, потому что к нам часто приезжают дамы из других мест, – пояснила монахиня, которая представилась нам как сестра Жюстина. В заключение она рассказала мне о правилах, которые следовало соблюдать, находясь здесь. Никаких ночных вечеринок, никаких посетителей-мужчин, за исключением, естественно, моего кузена, никаких домашних животных и никакой громкой музыки в келье.

– Мы не приветствуем ни игры на лире, ни собачьего лая.

Я заверила сестру Жюстину, что у меня нет ни собаки, ни лиры и что я не планирую устраивать никаких торжеств ни ночью, ни в какое-либо другое время суток.

Она поинтересовалась, где мои вещи. В ответ на это я лишь растерянно посмотрела на Себастьяно. Он поспешно объяснил, что они еще на корабле, на котором я приплыла, и он доставит их позже.

Сестра Жюстина отвела меня в келью, которую мне предстояло делить с другой гостьей, вдовой неаполитанского купца.

– Бедная монна Доротея, – сказала сестра Жюстина. – Ее супруг умер здесь, в Венеции. Он приехал по торговым делам, а она его сопровождала. Теперь она ждет, пока родственники смогут ее забрать.