Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вернулся в дом. Повсюду царила суета – дети выкладывали новые подарки под елку и возбужденно выкликали имена, подписанные на упаковках; Бетани и Дебора занимались на кухне; Доктор слонялся из комнаты в комнату и что-то напевал. Он любил шум и суету и всегда готов был внести свою лепту – а потому вытащил из потертого картонного конверта старую запись рождественских гимнов и положил толстый черный диск на скрипучую вертушку. Щелчок, шорох иглы по винилу – и я вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым. Это был самый лучший момент каникул. Затем негромко вступил хор.
– Почему у дедушки так много подарков? – недовольно воскликнул Джой.
Кристофер и Джинни вслед за ним притащились на кухню.
– Не волнуйся, у тебя тоже будет много, – отозвался я из прихожей, где поднимал и вешал на вешалку упавшие пальто.
– Эй, дети, в какую это коробку вы залезли? – спросила Дебора. Она торопливо вошла в гостиную, вытирая руки о полотенце, и заглянула под елку. – О господи! Послушайте. Кое-что из этого надо убрать отсюда. Это надо отнести наверх в дедушкину комнату. – Она опустилась на колени и вытащила из кучи несколько пакетов. – И это тоже.
Дети с любопытством наблюдали.
– А что, у дедушки там, в комнате, собственная елка?
– Нет, что вы, – сказал Доктор, обхватывая всех сразу. – Мы их просто там сложим. На потом.
Дети завидовали деду и откровенно не одобряли увиденное. Почему это у дедушки специальный угол, полный подарков, и все ему одному? Да еще так много? (Они, разумеется, сосчитали каждый сверток и сравнили с собственной долей подарков.) Отчего ему такое преимущество? Он что, будет открывать подарки ночью, в одиночестве, чтобы никто не видел?
Мне и самому было любопытно. Но мне пришлось потерпеть еще несколько часов, прежде чем я все узнал. Сначала ленч, потом библейский бейсбол, потом мы одели детей потеплее и отпустили их на улицу поиграть в снегу. Потом обед и телевизор (после горячей дискуссии о том, какую передачу можно смотреть детям), потом вечерняя молитва с Доктором. ( «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле».) Наконец, все спать. Я был измотан. К концу дня на подобных семейных сборищах я обычно чувствовал себя так, будто сдал пару пинт крови. Мы с Бетани лежали под стопкой стеганых одеял и прислушивались к песчаному шуршанию снега по стеклам. Снегопад прекратился, зато поднялся ветер и началась метель. Бетани беспокоилась, что дороги может занести на несколько дней. В этом случае мы оказались бы заперты в доме Доктора, – вся семья под одной крышей, пришлось бы сидеть друг у друга на голове.
– В папином доме всегда шум и суета, я все это уже проходила.
Бетани хотела навестить свою школьную подругу Дженни, которая жила в соседнем городке. Бывая у Доктора, мы непременно наносили визит вежливости Дженни и ее мужу Кайлу – чтобы хоть немного отдохнуть от сумасшедшего дома на старой фермерской усадьбе. Меня тоже не слишком радовала перспектива оказаться на несколько дней пленниками снегопада.
– Как-нибудь откопаемся, – сказал я ей. – Кажется, ты планировала еще поездку в Миннеаполис? Нам вообще не обязательно ехать к Дженни и Кайлу. Мы могли бы оторваться сами. Только вдвоем.
– Нет, мне надо повидаться с Дженни! Если мы не навестим их сейчас, то когда еще здесь окажемся?
Казалось, она пытается уйти от ответа, и мне это совсем не понравилось. Я упорствовал, пытаясь разобраться хотя бы в одном вопросе из тех, что не давали мне покоя.
– Что за история с подарками для твоего отца? Дети здорово завелись, ты видела? Вообще, в чем там дело?
Бетани тихонько рассмеялась:
– Да уж, неловко получилось, правда? Нам еще надо придумать, что им сказать. Они ведь наверняка будут спрашивать.
– Может быть, ты для начала расскажешь мне?
– Это партия лекарств для папы.
Теперь рассмеялся я:
– Забавно, почему мне это не пришло в голову?
Молчание. Затем легкий скрип дивана – она повернулась ко мне лицом. Но ничего не сказала.
В конце концов я добавил:
– Ты, конечно, шутишь.
– Нет, Джордж. Я не шучу. Понимаешь, некоторые вещи Дебора может купить в Канаде значительно дешевле, и она привозит их сюда папе. В основном это инсулин. Кое-какие антибиотики. Большую часть всего этого он раздает своим прихожанам. Им больше не к кому обратиться.
– Правда? Боже мой! И как долго это продолжается?
– Ну… может, пару лет.
Под карнизами посвистывал ветер.
– Ты давно знаешь?
– Ну… Примерно столько же.
– Пару лет? Господи Иисусе. А мне ты собиралась когда-нибудь рассказать?
– Не знаю, Джордж. Не говори со мной таким тоном. Ты сам мне все рассказываешь?
После этих слов она перекатилась на другой бок и отвернулась. Когда мы только собирались на остров, она вроде бы согласилась признать, что моя работа требует секретности; первое время она не поднимала этот вопрос. Но теперь упреки сыпались почти ежедневно. Было ясно, ее это задевает и что она хотела бы знать больше. Ей не нравилось чувствовать себя исключенной из моей жизни. Я придвинулся поближе и обнял ее со спины.
– Это другое, Бетани. Это ради безопасности. Мой контракт оговаривает необходимость соблюдения секретности.
– Ну, я тоже не говорю об этих лекарствах ради безопасности других людей. Папа не глуп, что бы ты про него ни думал.
Я стиснул ее сильнее.
– Я не говорил, что он глуп. Вообще, не стоит недооценивать Доктора! А Клифтон знает, что Дебора возит через границу целые партии лекарств?
– Нет. Но он полицейский, и это помогает. Когда они едут вместе, их обычно пропускают без досмотра. Он знаком с большинством офицеров пограничной службы и таможенников. Он помогал им производить аресты. Даже когда Клифтона нет в машине, Дебору узнают и пропускают без проблем. Поэтому у нее все так хорошо получается.
– И все же это опасно, Бетани.
– Ну раз уж ты завел этот разговор, должна предупредить: Дебби очень беспокоит Джой и эта история с лишними подарками. Она боится, что он может прокрасться тайком и открыть пакеты или даже попытаться уничтожить их. Он иногда так ведет себя, что можно испугаться. Поэтому она не стала класть их в папину комнату, как сказала; мы сложили их здесь. Большая часть под кроватью. Так что приглядывай за ним, если вдруг начнет вынюхивать.
– О, бога ради. – Я поцеловал ее волосы и шею. Прижался поплотнее к бедрам. – Что твой отец делает с остальными лекарствами, теми, которые он не раздает прихожанам? – Но ответ на этот вопрос уже родился; я решил загадку, которая беспокоила меня многие годы: как умудряется Доктор жить на те жалкие гроши, что собирает еженедельно с подноса для пожертвований? Конечно, он живет не в роскоши, отнюдь, но чем-то надо платить за отопление и бекон к завтраку. За подписку на информационный бюллетень «Благочестивый центурион», в конце концов. – Он продает остальное, точно? Он же пушер, он толкает наркоту!