– Ну я-то не их сотрудник, – возразила она. – Что захочу, то и буду говорить! Такое отношение никуда не годится.

– Все не так просто.

– Да нет, именно так!

Получилось, что мы успели поругаться по поводу моей работы раньше, чем добрались до острова. Именно поэтому я сейчас держусь в стороне от сборов и не участвую в последнем раунде борьбы за Мистера Обезьянкина. Когда придет время, плясок и ужимок будет достаточно. Немного раньше Бетани сказала мне:

– Джордж, я рассчитываю, что дома на каникулах ты будешь хорошо себя вести.

Можно было подумать, что она обращается к кому-то из детей!

– И что, по-твоему, это значит?

– Сам знаешь. Здесь другие правила.

– Раньше я тебя не подводил, правда? А в этот раз мы справимся лучше. Как договорились.

– Конечно, – ответила она тогда. – Я на тебя рассчитываю.

Этот разговор вызвал у меня ощущение легкой тревоги. Неужели Бетани сумела как-то почувствовать характер моей работы в качестве контрактора? Но откуда она могла узнать? У нее не было никакой возможности неодобрительно отнестись к моей работе. Бога ради, я не говорю во сне! И служба безопасности у нас надежная.

Кстати, это не лицемерие с моей стороны. Я именно так вижу ситуацию. Муж Бетани и отец ее детей одалживает свое тело кому-то еще. Вот и все. Согласно контракту, заключенному на ограниченное время.

Если я ощутил последнюю судорогу № 4141, то только потому, что согласился на короткие промежутки времени разрешать дознавателю с Омеги принимать мое обличье и заимствовать образ мыслей. Таковы условия сделки. Я не отказываюсь от ответственности за свои действия, но и не претендую на холодность того человека, которому иногда приходится удерживать другого человека под водой. Это не я. Не Джордж. Эта целеустремленность и умение перешагивать через препятствия принадлежат, кажется, совсем другому человеку, не мне, – определенному образу, роли, а вовсе не мужу Бетани и папочке Кристофера и Джинни.

А на Рождество мы вернемся в Америку. В реальный мир. «В этот раз мы справимся лучше», – сказал я ей.

Но замечание Бетани перевернуло все с ног на голову. Она рассчитывает, что я буду хорошо себя вести. Лучше бы она этого не говорила. А то теперь получается, что мне придется давать представление.

До старого фермерского дома в Северной Дакоте, где живет Доктор, от аэропорта нужно ехать четыре часа. После всплеска энергии, связанного с прилетом, получением багажа и погрузкой детей и чемоданов во взятую напрокат машину, на нас снизошло молчание. Сразу почувствовались все часовые пояса, которые нам пришлось преодолеть. Печка в машине жарила вовсю, пассажиры устроились поудобнее и затихли. Не успели мы оставить позади город с его огнями, а Бетани и дети уже крепко спали.

Я вел машину в ночь по темной промороженной равнине, изо всех сил сражаясь со сном. Тяжелые, будто налитые свинцом веки то и дело норовили опуститься на глаза. Чувствовать за рулем усталость – это одно, но бороться со сном, когда все вокруг спят, гораздо хуже. Пример ужасно заразителен. Но это один из особых Папиных Моментов. Считается, что я должен взять на себя ответственность. Папа ведет машину. Кроме того, в самолете Бетани выпила даже не знаю сколько «Кровавых Мэри».

Глаза горели, словно засыпанные песком. Я следил за разметкой и посасывал кофе латте из гигантского бумажного стакана, купленного в аэропорту. Стакан еле умещался в руке. Я негромко включил радио.

Я не видел родных Бетани больше года и теперь заранее чувствовал, как сжимается грудь в тревожном ожидании. Примерно так чувствуешь себя, входя в неблагополучный район, где в любой момент рискуешь оказаться битым.

Не буквально, разумеется. Но в этой семье я всегда получал очень мощные и противоречивые сигналы, причем со всех сторон. Доктор, конечно, всегда сосредоточен на духовности и духовном, но ведь первое впечатление производят как раз физические характеристики людей. Этого невозможно не заметить. Отец Бетани маленький и пухленький, кругленький, как Шалтай-Болтай, и подтяжки для него не модный аксессуар, а жизненная необходимость. Еще не пошита пара штанов, которые пришлись бы ему по фигуре. (Если учесть не только объем в поясе, но и резкое сужение книзу.) Одного ремня явно недостаточно. Вся королевская конница, вся королевская рать не смогли бы штаны на нем удержать. Помню, однажды летом, когда мы отдыхали в хижине на берегу озера Миннесота, Доктор тоже приехал к нам на несколько дней. Я по телефону рассказывал ему, как до нас доехать, и он между делом спросил, как водичка, годится ли для купания. «Прекрасная, – сказал я. – Может, чуть холодновата». Повесив трубку, я сразу же почувствовал странное беспокойство. Я невольно представил себе Доктора в плавках. Получившаяся картинка мне не понравилась, но избавиться от нее я тоже не мог: она, как нерешенная головоломка, все время вертелась в мозгах. Как он с этим справляется? Плавок с подтяжками вроде бы не бывает. Можно, наверное, придерживать плавки одной рукой, а грести другой, – но это тяжело, наверное, даже с его естественной плавучестью. Я так и не сумел найти решение, но несколько дней спустя Доктор появился из-за сосен и направился к мосткам с детской дразнилкой: «Кто последний бух, тот протух!» В полосатом шерстяном купальном костюме Доктор выглядел так, словно только что сошел с фотографии XIX века. Не хватало только подкрученных вверх усиков. При виде его я громко рассмеялся – не смог удержаться, хотя обычно старался быть с Доктором вежливым, – но он, кажется, не обиделся. Он тяжело пробежал по доскам на конце мостков, вытянулся и нырнул – да как! Он вошел в воду почти идеально, как громадная капля, беззвучно слившаяся с гладью озерной воды. Мой смех превратился в возглас изумления. И я был не одинок в этом. Свидетелей было много, включая нескольких рыбаков неподалеку; если бы не качество прыжка, они могли рассердиться на купальщиков. Когда Доктор вынырнул – причем первой из воды появилась его довольная улыбка, – мы не сговариваясь захлопали. Кто-то крикнул: «Давайте еще раз!» Через пару минут Доктор так и сделал. Ничего не скажешь, в тот день Доктор и его купальный костюм произвели среди отдыхающих настоящий фурор.

Да, я еще не рассказал про другую его дочь Дебору, сестру Бетани. Поверьте, без нее рассказ об этой семье был бы неполным. Как бы описать ее, чтобы не показаться грубияном или лжецом? Невозможно быть честным и рассказывать о ней только как о личности (болезненно застенчивая, по первому впечатлению; ко мне отношение чуть ли не враждебное) или работнике (она помощник менеджера в цветочном магазине) и не упомянуть то, что каждый при встрече с ней замечал в первую очередь. Ее самую яркую черту.

Это было… были… ее груди. Конечно, в разумном мире их размер не должен бы иметь значения. Но факт есть факт: мы живем в неразумном мире, поэтому, оказавшись с ней в одной комнате (и речь не только о мужчинах; это относится ко всем без исключения), невозможно их не заметить. Они необыкновенные. В остальном она маленькая, с узким розовым – как правило, очень несчастным, – личиком, но люди в ее присутствии сразу же задаются вопросами. Они настоящие? Неужели такое возможно? Но даже короткого разговора с Деборой достаточно, чтобы понять: эта женщина – не поклонник пластической хирургии и не ищет внимания такого рода. В результате человек вдруг ловит себя на том, что изо всех сил старается смотреть куда угодно, только не на ее грудь. Я обычно смотрю в глаза, стараясь не отводить взгляда. (К несчастью, Дебора очень стеснительна, и это не очень удачное решение; иногда она воспринимает прямой взгляд как попытку давления.) Что же делать? Что бы ни думали окружающие, в любой компании подспудно ощущалось присутствие ее грудей. Сама она, как человек, вовсе не производила нелепого впечатления – но ситуация вокруг нее всегда складывалась нелепая. Что же делать?