Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь библиотеки распахнулась так непочтительно, что Цирцея поморщилась. Увидев, кто пожаловал, поморщилась ещё сильнее, но томик не отложила. Только промокнула нос одноразовым бумажным платком из пачки, смяла его, кинула к остальным комочкам на стойке и отхлебнула переслащённого чая.
– Библиотека закрыта, – выставила она табличку, – санитарный день.
– У меня дело не к библиотеке, а к тебе.
Друзила Гримсен бережно водрузила на стойку парик, который, тявкнув, оказался Пикси.
– Я не в настроении, – кисло улыбнулась Цирцея, взяла двумя пальцами последнюю целую конфету из раскрытой коробки, откусила половину и с печальным вздохом вернула обратно, к другим надкушенным. Всё в жизни потеряло прелесть и вкус…
Друзила бесцеремонно выхватила у неё роман и с выражением пробежалась по верхнему абзацу: «Я сейчас в тебя войду!», «Да! Войди же в меня!», «Уже вхожу!». Они любовью занимаются или дверь изображают? Собираешься зачитывать это вместо доклада на сегодняшнем собрании у мэра?
– Может, хватит уже шантажировать меня, старая ты карга! – рассердилась Цирцея, отнимая книгу, и щёлкнула ногтем по чужому имени на обложке. – И если так хочешь знать, она не моя. Я лишь надеялась почерпнуть вдохновение. У меня творческий кризис: ни строчки за последние два дня. А ведь раньше что ни неделя, то новая история. – Голос задрожал, и она потянулась за очередной салфеткой.
– Вот поэтому я здесь, – отодвинула пачку Друзила Гримсен. – У меня есть то, чего нет у тебя.
– Пенсионное удостоверение? Спасибо, но в продуктовом и без него до обеда скидка пять процентов.
– Заткнись и слушай, Цирцея!
Пожилая леди решительно смела на пол скомканные салфетки и облокотилась о стойку, а Пикси прошлась прямо по конфетам, тряхнула чёлкой и веско тявкнула.
* * *
Опасно побагровевшее лицо суперинтенданта посветлело на полтона, дыхание выровнялось, а челюсти заработали, давая передышку мозгу. Пока Нетта внушала ему всё, что нужно, я подошла к Касинелю.
– Ты как?
– Местные жители крайне радушны и гостеприимны. Лорд-суперинтендант был так добр, что одолжил мне своё запасное одеяние. – Он развёл руки в стороны, демонстрируя белоснежную рубашку, какие носили все сотрудники управления под форменным кителем.
Меня охватила гордость за Мистиктаун. Да, здешние люди не лишены недостатков, но когда приходит беда, умеют отбрасывать всё лишнее и наносное, открывая свои лучшие качества.
– А где госпожа Гримсен и господин Капелюш? Ну, те двое, что приехали сюда с тобой?
– Ушли прямо перед вами.
Я досадливо хлопнула ладонью о стол. Наверняка это случилось во время исполнения артистического номера в мягком уголке!
– Что делает Лунетта?
– Всё, готово! – обернулась подруга с ослепительной улыбкой. – А нет, пардон, ещё один момент! – Она сняла с себя фуражку, послюнявила палец, поправила шефу полиции прядку и водрузила головной убор на законное место. Потом сложила пальцы мужчины горстью, чуть под наклоном, непрочно закрепила чашку, которую Куинси уже успел заново наполнить кофе, и отошла к двери. Проходя мимо меня, пробормотала несколько слов на ухо.
Бросив на неё свирепый взгляд, я прижала кулаки к бокам. Это не помогло. Ноги подломились, плюхнув меня на колени к Охотнику, а руки сами собой взметнулись и легли ему на плечи. Я наклонилась, вытягивая губы трубочкой и отчаянно сопротивляясь самой же себе. Из-за борьбы поцелуй вышел ещё более смачным.
– Муа!
Никогда не забуду его вытаращенных глаз.
Поспешно отлепившись, я встала и оправила юбку. Нетта мелко поклацала передними зубами по жвачке.
– Обожаю быть плохой!
И дважды хлопнула в ладоши.
В тот же миг взгляды полицейских прояснились, а чашка выскользнула из неловко расставленных пальцев суперинтенданта и упала на стол, повторно забрызгав брюки, бумаги, жалюзи и скрыв следы предыдущего наводнения.
– Ох ты ж!
Стоун сокрушённо оглядел испачканные штаны, а констебль Куинси кинулся поднимать чашку и спасать бумаги. Я сочувственно протянула салфетки.
– Вот, сэр, возьмите.
Мужчина поблагодарил кивком, неловко промокнул пятна и, покачав головой, бросил извиняющийся взгляд на Охотника.
– Схожу-ка домой переоденусь. Вы ведь уже пришли в себя, инспектор?
– Разум мой более не пребывает в смятении.
– Тогда оставлю вас на часок-другой. Скажите только, чем мы можем помочь в расследовании похищения? Ребята всё сделают.
В этот момент в дверь постучали, и в кабинет просунул голову сержант Роук, за спиной которого маячили ещё несколько сотрудников управления и кто-то из жителей города.
– В чём дело?
– Тут посетители к инспектору, шеф.
– По какому вопросу?
– Хотят выразить поддержку в связи со случившимся и помочь в поисках преступника, выкравшего тело принца.
– Сколько их?
Сержант Роук нервно обернулся.
– Весь город.
Из коридора послышался шум, перешёптывания, кто-то крикнул:
– В очередь, в очередь!
– С каких это пор ты тут командуешь, Кранах?
– Категорическое «нет», – сделал отсекающий жест суперинтендант. – Передайте: пусть расходятся, мы сами вызовем, кого нужно.
– Всё в порядке, милорд, – прервал его Касинель. – Я желаю переговорить с явившимися. Могу я просить вас о месте, в коем мы могли бы беседовать без помех?
– Что ты творишь? – едва слышно прошептала я, но он взглядом дал понять, что знает, что делает.
Суперинтендант пошевелил бровями, продолжая машинально тереть кофейное пятно, потом махнул Роуку:
– Ладно. Пусть проходят, только по одному.
На лице подчинённого расцвела благодарная улыбка:
– Спасибо! И мы тоже хотим помочь, шеф! Очень-очень хотим!
Остальные полицейские согласно закивали и загалдели.
Суперинтендант вздохнул.
– Вы слышали, что сказал инспектор: он желает переговорить со всеми. – Полицейский повернулся к Охотнику. – Можете остаться в этом кабинете, здесь будет удобнее всего.
Касинель встал и, приложив руку к груди, поклонился.
– Я вам обязан, милорд.
Суперинтендант метнул в подчинённых суровый взгляд поверх его плеча.
– Чего уставились? У инспектора посттравматический синдром, повлёкший другой синдром под названием… названием…
– Мемориум Антик, – подсказала Нетта.
– Да, именно! При нём жертвы насилия начинают говорить устаревшими фразами и даже на языках, которых никогда не изучали.