морю пробегали полосы ряби от дождевых зарядов - словом ничего общего с позавчерашней курортной погодой. Впрочем, на гимнастику морская пехота выскочила как обычно, имея голый торс и превосходное настроение, которое не испортил даже порывистый ветер, хлеставший по обнаженной коже мелкими холодными каплями. После гимнастики и завтрака капитан Раймондо Дамиано, посоветовавшись со своей командой штурманских стажеров12, доложил, что определить точное местоположение корабля в ближайшее время невозможно, в связи с отсутствием солнца на небосклоне из-за облачности. Предположительное положение «Медузы» по курсу и счислению скорости - тридцать семь градусов северной широты, девятнадцать градусов восточной долготы. Ближайший объект, пригодный для визуальной ориентации на местности, это вершина вулкана Этна высотой три тысячи триста метров, которую, если позволит погода, можно будет наблюдать уже ближе к вечеру. В любом случае, следуя таким курсом мимо пары Сицилия -Апулия, «Медуза» не промахнется.

Поблагодарив командира фрегата за информацию, Сергей-младший огорошил того новостью, что в самое ближайшее время состоится суд по делу о подготовке вооруженного мятежа. Обвиняемый, по счастью, только один, так что веревку с петлей через нок-рею грот-мачты желательно перекинуть уже сейчас. Приговор будет окончательный, не подлежащий обжалованию, и приводить его в исполнение потребуется немедленно. В судьи Сергей-младший записал себя, капитан-лейтенанта Голованова и... корнета Румянцева. Прокурором был назначен вольноопределяющийся Кариметов, а вот роль общественного адвоката брать на себя никто не захотел. Уж больно мерзким было задуманное мичманом Нечаевым преступление.

Отдельно, без свидетелей, младший прогрессор побеседовал с каперангом Толбузиным, поблагодарил за верное понимание присяги и дворянской чести и попенял за недонесение.

- Понимаете, Никифор Васильевич, - сказал Сергей-младший, - на то, чтобы пырнуть ножом спящего человека, много ума и храбрости не требуется. Для этого нужна только подлость натуры и заряд злобы, которыми наш пациент обладает в избытке. При этом первой жертвой господина Нечаева могли стать как раз вы сами, ибо превратились в злейшего врага этого властолюбивого недоумка, сначала отоварив этот персонаж в бубен, а потом на пальцах разъяснив всю низость и подлость его натуры.

- Сергей Васильевич, я признаю справедливость ваших упреков, - вздохнул бывший командир «Азии», -но мне так не хотелось быть замешанным в доносительство. И потом, про возможность удара ножом я даже не подумал, предполагая, что господин Нечаев продолжит искать себе возможных сообщников, каковых на этом корабле попросту не имеется. Мои офицеры в вопросах чести и верности присяге не менее щепетильны, чем я сам, а матросы и прочие рядовые служители с моего бывшего корабля, оказавшись под вашим командованием, почитают себя очутившимися прямо в раю. И опять же присяга, скрепленная крестоцеловальной клятвой, для них не пустой звук.

- Ну хорошо, Никифор Васильевич, - кивнул младший прогрессор, - можете считать, что я вам наедине, без свидетелей, сделал устное замечание, не ради того, чтобы как-то наказать вас или умалить ваш авторитет, а лишь затем, чтобы вы не совершали больше похожих ошибок. Мало ли кого нам пришлют в следующем забросе, а ведь там могут оказаться персонажи гнуснее и властолюбивее господина Нечаева.

- У вас в Аквилонии уже были подобные случаи? - спросил Толбузин.

- В том-то и дело, что были, - вздохнув, ответил Сергей-младший. - Для некоторых людей наше общество всеобщей справедливости неприемлемо категорически, и от таких людей нам приходится избавляться без малейших колебаний. Чаще всего все заканчивалось изгнанием в окружающую среду, но однажды дело оказалось настолько серьезным, что нам пришлось начать рубить мятежникам головы. Первые двенадцать монахов отца Бонифация образовались из бывших заговорщиков, искренне раскаявшихся после казни главарей, и помилованных по просьбе нашего доброго священника. Именно поэтому «волчица» Илла, слышавшая ваш разговор, восприняла его с такой серьезностью и подняла тревогу, не дожидаясь утра.

Немного подумав, каперанг Толбузин сказал:

- Я хотел бы просить вас, Сергей Васильевич, сделать так, чтобы в виду молодости преступника и невозможности осуществления его намерений ваш приговор ограничился изгнанием, без доведения дела до смертной казни.

- Я посмотрю, что тут можно сделать, хотя ничего не обещаю, - ответил тот, - все зависит от поведения подсудимого. Кстати, развейте мое незнание - скажите, у вас там были крепостные?

- Какие уж там крепостные у младшего сына младшего сына... - вздохнул урожденный Рюрикович. - Был один слуга, да и тот помер пару лет назад. Гол я был как сокол, и жил исключительно на офицерское жалование. А других среди господ офицеров нашего корабля и нет. А деревеньку-другую государыня могла мне пожаловать либо при выходе в отставку в дополнение к инвалидному пенсиону, либо на радостях после большой победы, вместе с орденом...

- Я вас понял, Никифор Васильевич, - кивнул Сергей-младший, - и могу обещать, что, хоть деревенек у нас не жалуют, бедствовать вы на старости лет не будете. А сейчас идемте, дело ждет.

Подсудимого со связанными за спиной руками вывели на палубу, когда к процессу все уже было готово. Свисала с нок-рея веревка с петлей, под ней стоял пустой бочонок из-под пороха, у входа в кормовую надстройку стояли судьи и прокурор, а площадку на шканцах, галереи вдоль бортов, а также ванты грот-мачты усеивали многочисленные зрители и зрительницы. Увидев все это собрание, и, самое главное, петлю, мичман Нечаев побледнел и едва не потерял сознание. Полубесчувственного, его довели до бочонка и усадили на него (пока что задом).

- Итак, - сказал младший прогрессор, - слушается дело о приготовлении к мятежу с целью насильственного захвата власти путем вооруженных нападений, убийств, захвата заложников, шантажа и обмана. Подсудимый -некто мичман Лев Эдуардович Нечаев, присоединившийся к нам с артиллерийской командой с крейсера «Аскольд». Склонности к какой-либо разумной деятельности этот господин не показал, руководящими способностями не обладает, был скрытен и нелюдим, бывшими товарищами по команде характеризуется отрицательно, заглазная кличка - «Тютя». Вопросы по личности подсудимого будут? Нет. Вызывается первый свидетель, матрос первой статьи Илла.

Вышла Илла и во всех подробностях пересказала ночной разговор между мичманом Нечаевым и капитаном первого ранга Толбузиным, даже воспроизвела звук «бац» в момент мануального внушения кулаком старшего офицера о мичманский фейс.

- Подсудимый, что вы можете сказать в свою защиту? - спросил Сергей-младший.

Один из морпехов, исполнявших обязанности приставов, вытащил изо рта мичмана тряпичный кляп, и тот воскликнул:

- Это неправда, не было такого!

- Вы лжете, господин мичман, - парировал младший прогрессор, - все знают, что местные жительницы обладают идеальной памятью и категорически не способны врать. То есть, иногда они это пытаются