– Да, хотя тогда я еще об этом не знала.

– Как бы ты поступила, если бы знала? – произнес он.

Она хотела ему солгать, но решила этого не делать:

– Я не знаю.

Рафаэль кивнул. Так резко, словно ему было больно.

– А когда ты обнаружила, что беременна, тебе не приходило в голову, что женщина в бегах, считающаяся погибшей, не будет для ребенка лучшим родителем?

– Конечно, я об этом думала, – сказала она, хмурясь и глядя на него. – Если бы я не смогла обеспечить себя, то не стала бы мучить ребенка. Я уже все спланировала.

– Ты отдала бы его в приют? – спросил он почти равнодушно, хотя она ему не поверила.

– Нет, – ответила Лили. – Я отдала бы его тебе, Рафаэль. Только тебе. Я хотела оставить его на пороге твоего дома. Думая об этом, я задавалась вопросом, почему женщины отдают детей в приют, а не подбрасывают малышей их отцам.

Секунду он размышлял над ее словами.

– Но возвращаться ты не собиралась, – произнес он, когда молчание затянулось. – Я правильно тебя понял?

Лили не ожидала такого вопроса. Она пыталась разгадать его отстраненность и странную напряженность в теле, пока он сидел в изножье кровати. Но либо она разучилась разгадывать настроение Рафаэля, либо он научился хорошо скрывать свои чувства. И то и другое ей не понравилось.

– Нет, Рафаэль, – тихо сказала она. – Я не планировала возвращаться. По какой причине я должна была вернуться?

Он встретил ее взгляд, и она затаила дыхание. Он выглядел уставшим и загнанным в угол.

Лили хотелось обнять Рафаэля, прикоснуться к нему, сделать что-нибудь, чтобы стереть мучительное выражение с его лица.

Но она не двигалась. Она не смела.

– По-моему, у тебя не было на то причин, – произнес Рафаэль, терзая раненое сердце Лили. – Ни одной причины.

Рафаэль наконец выбрался из своего рабочего кабинета в доме в сочельник, вскоре после захода солнца. Предпраздничного настроения у него не было.

Лили сказала, что прошло несколько лет, но ничего не изменилось. Они остались прежними.

Он не переставал думать об этом с тех пор, как она об этом заявила. Сегодня вечером стало еще хуже. Ее слова звучали в его мозгу все громче и громче, сливаясь в некий звон, пока Рафаэль не решил, что, вероятно, сходит с ума. Он был в своем кабинете, яростно занимаясь проектами, которые никто не станет обсуждать еще несколько месяцев. В какой-то момент Рафаэлю показалось, будто он прячется от мира, как его мать.

Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы понять, что в его голове звучит не голос Лили, а звон настоящих колокольчиков. Этот звон заставил его выбраться из кабинета и отправиться искать его источник в старом доме.

Его прислуга пышно украшала дом к Рождеству, хотя Рафаэль сообщил, что отец и его новая невеста будут на Багамах, а Люка отправится на вечеринку за границу. Дом украшался со значительно большим энтузиазмом, чем за прошедшие годы, и все из-за пятилетнего взволнованного мальчика, который кувыркался в большом коридоре.

Рафаэль стоял, наблюдая за суетой. Он облокотился на перила лестницы, глядя на обычно серьезных слуг, которые лучезарно улыбались его сыну.

Арло походил на солнечный свет. Арло сиял как благодатный маяк.

Мать Арло до того ненавидела Рафаэля или отчаялась, в чем разницы особой не было, что пошла на опрометчивый шаг, чтобы убраться от него подальше. Она выжила в ужасной автокатастрофе. Она автостопом перебралась в другой штат. Она была беременной и без денег, но уже тогда планировала для ребенка лучшую жизнь, решив отдать его Рафаэлю.

И Рафаэль не мог осудить Лили ни по одному пункту после того, как услышал ее историю. Он был в постели с безымянной, безликой женщиной, а Лили их увидела. Лили правильно описала его поведение: он смеялся над ней, изменял ей, утверждая, что между ними нет формальных обязательств, и он всегда верил, что она к нему вернется.

Он не понимал, как убедил себя в том, что она вернулась бы к нему, если бы выжила в автокатастрофе. Ведь в прошлом он прилагал все усилия, чтобы они никогда не были вместе.

Лили решила притвориться мертвой, отказываясь играть в эти ужасные игры, и Рафаэль не может ее упрекать. Пришло время сказать ей об этом, подумал он, наблюдая, как его сын смеется и подпрыгивает.

– Как хорошо, что ты наконец вылез из своей пещеры.

Рафаэль медленно повернулся на звук жесткого и сухого голоса Лили. Она стояла в галерее, которая служила своего рода верхним вестибюлем, скрестив руки на груди, с угрюмым выражением на лице.

– По-видимому, твое самобичевание окончено, – сказала она. – А я уже хотела подложить динамит под дверь твоего кабинета. Я даже склонялась к мысли запустить тебе что-нибудь в голову.

Рафаэль моргнул:

– Прошу прощения?

Лили сильнее нахмурилась и одарила его презрительным взглядом. При виде ее Рафаэль почувствовал сильное возбуждение. На ней были спортивные штаны и мягкая темная кофта, ее волосы были собраны на макушке. Он по-прежнему ее страстно хотел.

Чем больше она хмурилась, тем сильнее он ее хотел. И тем больше он ненавидел себя за это.

– Арло думает, что ты заболел, – в ярости произнесла Лили. – Знаешь что, Рафаэль? Родитель не должен исчезать из жизни ребенка, когда ему заблагорассудится.

Более сорока восьми часов Рафаэль боролся с чувством вины, стыда и ненависти к себе. Но рядом с Лили ему потребовалось всего две секунды, чтобы снова себя возненавидеть. Он наклонил голову набок и прищурился, глядя на нее.

– Разве я настоящий родитель Арло, Лили? – хладнокровно спросил он. – Хотя результаты анализа подтверждают наше родство, ты не удосужилась сообщить мальчику, что я его отец.

Я рассказываю ему историю семьи Кастелли последние два дня! – рявкнула она. – Я рассказала ее уже сотню раз, пока ты сидел в кабинете и жалел себя.

– Я жалел не себя, – проворчал он, – а тебя. За то, как я с тобой поступил.

Хотя он сделал признание в довольно резкой форме, его слова были совершенно искренними. Оба продолжали стоять в затемненной галерее.

– Ладно, – ответила она, и ее голос немного смягчился. – Незачем наступать на одни и те же грабли. Я делала это многие годы. И мне это совсем не помогло.

– Лили… – Он не знал, как сказать то, что он должен ей сказать.

Внезапно ее глаза сверкнули, она сильнее нахмурилась.

– А знаешь, что еще не помогает? – спросила она. – Ты. Сначала ты требуешь рассказать тебе правду, а потом убегаешь, оставляя меня одну разгребать проблемы. В очередной раз.

– Я еще ужаснее, чем ты можешь себе представить, – ответил Рафаэль. – И я не буду притворяться и отрицать твои обвинения.